Гений

Я уже не тот драгоценный гений Республики, каким была при нашей первой встрече. Как он воспримет меня?

Колбурн-Холл, королевский обеденный зал

Зал гулкий. Я сижу одна в конце длинного стола (двенадцать футов темного вишневого дерева, резные, ручной работы, ножки, декоративная золотая кромка, вероятно нанесенная тончайшей кисточкой), упираясь спиной в красную бархатную обивку стула. Далеко у противоположной стены потрескивают поленья в камине, над которым висит гигантский портрет нового Президента. По сторонам зала горят восемь золотых ламп. Повсюду солдаты столичного патруля — пятьдесят два человека стоят плечо к плечу вдоль стен, а шестеро — по стойке смирно по обе стороны от меня. На улице лютый холод, но здесь тепло, и слуги облачили меня в легкое платье и тонкие кожаные туфли. Волосы мне вымыли, высушили и расчесали, они теперь струятся до середины спины, украшенные нитями крохотных искусственных жемчужин (не меньше двух тысяч республиканских долларов за штуку). Поначалу я восхищаюсь ими, осторожно их трогаю, но потом вспоминаю бедняков на вокзале, их драную одежду и отдергиваю пальцы от волос, исполнившись к себе отвращения. Служанка нанесла светоотражающую пудру на мои веки, и теперь они посверкивают в отблесках пламени камина. Светло-кремовое платье с контрастными грозно-серыми вставками ниспадает до пола многослойными оборками. Из-за корсета трудно дышать. Платье явно дорогущее. Тысяч пятьдесят республиканских долларов? Шестьдесят?

Единственное, что кажется неуместным, — тяжелые металлические кандалы на щиколотках и запястьях, закрепленные на стуле.

Спустя полчаса в зал заходит еще один солдат (на нем характерная черно-красная форма столичной патрульной службы). Он придерживает дверь, застывает по стойке смирно и поднимает подбородок.

— В здании наш блистательный Президент, — объявляет он. — Прошу встать.

Он делает вид, будто не обращается ни к кому конкретно, но сижу в зале только я. И я отталкиваюсь от стула и поднимаюсь, звякнув кандалами.

Проходит еще пять минут. И тут, когда я уже начинаю думать, что, возможно, никто и не появится, в дверь бесшумно входит молодой человек и кивает солдатам у входа. Они салютуют ему. У меня руки в кандалах, и я не могу приветствовать Президента. Поклониться или сделать книксен я тоже не могу, а потому я просто стою и смотрю на него.

Анден ничуть не изменился после нашей встречи на торжественном приеме — высокий, царственный, элегантный; темные волосы аккуратно уложены, вечерний костюм приятного темно-серого цвета с золотыми пилотскими кантами на рукавах и золотыми эполетами. Но его зеленые глаза печальны, и плечи слегка ссутулены, словно под грузом новых забот. Кажется, смерть отца все же не прошла для него бесследно.

— Садитесь, пожалуйста, — говорит он, вытягивая в мою сторону руку в белой (пилотской) перчатке.

Говорит он очень тихо, но его голос хорошо слышен в просторной комнате.

— Надеюсь, вы не испытали неудобств, миз Айпэрис.

Я опускаюсь на стул и отвечаю:

— Нет, не испытала. Благодарю.

Анден садится по другую сторону стола, а солдаты принимают свою обычную стойку.

— Мне передали, что вы хотите поговорить со мной лично. Надеюсь, вы не возражаете против одежды, которую я вам предоставил. — Он делает паузу в долю секунды — достаточную, чтобы робкая улыбка осветила его черты. — Подумал, вы не захотели бы обедать в тюремной робе.

В его тоне слышится покровительственная нотка, и это раздражает меня. «Как он посмел вырядить меня, словно куклу?» — кипит мое негодующее «я». В то же время на меня производит впечатление его непререкаемый вид, его полное соответствие новому статусу. Власть свалилась на него неожиданно, огромная власть, и он несет ее бремя так достойно, что моя прежняя лояльность Республике тяжело давит мне на грудь. Неуверенность, свойственная Андену раньше, исчезла. Он родился, чтобы повелевать.

Видимо, у него возникло к вам чувство, говорил мне Рейзор. И вот я склоняю голову и смотрю на него сквозь ресницы:

— Почему вы так хорошо со мной обходитесь? Я думала, что стала врагом государства.

— Мне было бы стыдно обходиться с самым знаменитым гением Республики как с заключенной, — поясняет Анден, выстраивая в идеальном порядке вилки, ножи и бокал для шампанского. — Вам ведь это не претит?

— Вовсе нет.