Гений места, рождающий гениев

Жизнь в мозаичном ландшафте сводит вместе тех, кто в однородном никогда бы не встретился. Речь не только о совместном бытии людей разных народов. Но и о том, что в однородном ландшафте люди подбираются психологически, духовно адаптированные именно к данной однородности – и уже поэтому более похожие друг на друга. В мозаичном ландшафте население многообразнее – и потому жизнь в нем требует большей терпимости, большего принятия иного, непохожего человека. Если угодно – большей пластичности.

К тому же выбирать можно не только место жительства и профессию, но и свое «интеллектуальное урочище». Таких научных, гуманитарных, медицинских, научно-технических урочищ в Петербурге необычайное множество – изолированных и сопряженных. Описанное В. Н. Топоровым «литературное» и «богемно-интеллектуальное» урочище Аптекарского острова, говоря мягко, – не единственное. Обитание в таких «интеллектуальных урочищах» тоже можно выбирать.

Мозаичный ландшафт отбирает людей с определенными психофизиологическими характеристиками – наиболее способных к тому, чтобы учиться многому, замечать многое и различное, не бояться нового.

Из числа людей, которым будет предоставлена равная возможность поселиться в Санкт-Петербурге, выделятся более активные, более расположенные к многообразию впечатлений, к динамичной жизни, к интенсивной деятельности, к учению, к узнаванию нового, приобретению опыта. Чем глубже новый петербуржец будет обладать этими качествами – тем лучше ему покажется на новом месте. Тем больше потенциальных возможностей обитания он сумеет использовать. Тем больше причин будет у него гордиться Петербургом и самим собой, противопоставлять «цивилизованную» петербургскую жизнь «скучной», «однообразной», «грубой» жизни в других местах – в том числе в тех, откуда вышла его семья или откуда приехал он сам.

Петербург воспитывает

Петербург сам по себе, в силу заданных свойств городского ландшафта, формирует «заданные» качества своего населения. Сначала он отбирает людей, которые хотят и могут жить в этом ландшафте. А потом качества, уже генетически заданные этими людьми своим детям, поддерживаются и усиливаются – всем строем петербургской жизни, даже его площадями и переулками. Желания царей, сановников или «гениальных строителей светлого будущего» здесь ни при чем. То есть начальственные лица могут хотеть решительно чего угодно, предпринимать какие угодно усилия в любом направлении. Но действует ландшафт точно так же, как любой природный фактор: его невозможно организовать, им невозможно управлять.

Теперь становится понятно, что же происходит с российской культурой, создавшей Санкт-Петербург и начавшей в нем развиваться. Этот город – место в ареале русской культуры, где собираются активные люди. Для многих из них самореализация, участие в творчестве – не забава, а органическая потребность. Жить без творчества они просто не могут. Естественно, именно в таком месте будут возникать новые образцы культуры, разрешаться поставленные в ней вопросы. Здесь появятся те, кто будет всю жизнь что-то исследовать, изобретать, писать, выдумывать.

В ареале любой культуры есть места, в которых она только функционирует; и есть такие, в которых она развивается. Например, в городе Луга или Старая Русса особых культурных взлетов не зафиксировано. Самара или Нижний Новгород уже являются местами развития культуры. Собственно, для таких мест давно придумано специальное слово: «месторазвитие». Его впервые употребил П. Н. Савицкий29и широко использовал П. Н. Милюков как синоним «местообитание»30. Л. Н. Гумилев применял термин в несколько ином значении – как место с «контрастными ландшафтами», в котором только и может происходить рождение новых этносов31.

Гумилев вовсе не считал месторазвитием всю территорию России. Он конкретизировал термин Савицкого и Милюкова и придал ему несколько иное значение. По его мнению, в месторазвитиях рождались этносы – особые природные сущности, не имеющие никакого отношения к общественной жизни32.

Я применяю термин месторазвитие в ином смысле. Я не уверен, что в Петербурге рождается новый этнос, но вот рождение в нем новых форм культуры доказуемо, хорошо известно и, в общем-то, довольно очевидно. Для меня месторазвитие – это емкий ландшафт, возникший на границах различных сущностей. Это участок поверхности Земли, на котором время течет убыстренно. Это место, в котором ускоренно идет развитие и неживой, и живой, и мыслящей природы. То есть история геологических объектов, биологических сущностей, и история людей в месторазвитии протекает быстрее.

Санкт-Петербург – такое место, в котором всегда и любая культура будет развиваться убыстрено. То, что бродит в культуре, что существует в ней – порой как неясное ощущение или эмоция, – раньше всего скажется в Петербурге.