Гении неба

Он терпеливо ждал, пока катер подойдет и высадит пассажиров. Из машины выскочил кочегар, накинул все тот же лохматый трос на изящное приспособление, покосился на нас и подтянул суденышко вплотную. Старшина подал руку Мани, с поклоном поддержал за локоть девушку, хоть в том не было надобности, поклонился мне:

— Всего вам хорошего, господин иностранец. И ежели вам катер занадобится, так скажите, чтобы послали на тринадцатый причал, я завсегда там болтаюсь, скажете, чтоб, мол, старшина Боу приехал. Я тотчас буду!

— Хорошо. Скажу прислуге, чтобы запомнили, — негромко, неожиданно низким голосом проговорил встречающий.

Он производил двойственное впечатление. Его лицо удачно сочетало административную осанистость и продувную хитрость. Сейчас он улыбался любезно, но неопределенно, одновременно четырьмя глазами производя осмотр странных кандидатов в клиенты его высокопробного заведения. Глаза толстяка обежали нас, задержались на недавно подаренном мною подружке ниобиевом ожерелье с алмазами, золотой диадеме и переместились к моим желтым огонькам в щели повязки. Уже с выражением готовности оказывать услуги.

— Что угодно господам?

— Покои Радужного Мору, — неожиданно надменно отчеканила Мани. Я повернул голову к ней:

— Ты уверена?

— Согласно Вашему желанию, — прошелестела моя спутница, — Лучшее…

Она вскинула глаза ни Тхонга:

— Только эти покои устроят господина. Если же они заняты, мы снимем подходящий по положению дом.

Толстячок склонился перед голосом, звучащим как звон золотых:

— Разумеется! Только эти покои я и собирался предложить вам. Но рассейте мое беспокойство: на какой корабль послать за багажом?

— Не трудитесь, — отрезала Мани, — Его доставят.

Тут же сменила тон, почтительно обратилась ко мне:

— Ваше пожелание выполнено, господин. Не угодно ли осмотреть покои?

Толстяк заулыбался:

— Прошу вас, сиятельные господа иностранцы!

Я принял игру Мани и обратился к ней:

— Да! Не забудь вызвать главного повара и дать ему указания готовить только самые редкие, самые изысканные блюда. Не забудь так же сказать, что если он угодит своей кухней, то будет получать награду в двадцать золотых за каждый завтрак, обед или ужин, который вызовет наше одобрение.

— Повинуюсь, господин, — прошелестела Мани, не повернув даже головы, бросила в сторону масляно заблестевшего глазами Тхонга:

— Вы слышали. Вызовите главного повара в апартаменты господина!

Я задумчиво курил в кресле у окна, выходящего на улицу Итива. Это почти то же самое, что Красная Площадь для Москвы, Невский — для Петербурга и так далее. Мани уже в течение четверти часа производила допрос главного повара, круглого как сырная головка человечка в просторном цветастом халате, чей лоб уже покрылся бисером пота, а лицо свело судорогой наилюбезнейшей из улыбок. Мне стало жаль его, я вмешался:

— Э… милейший, подойди сюда.

Не осмеливающийся отереть пот толстяк неожиданно резво рванул трусцой в мою сторону:

— Да, господин?

Я пошарил в кармане, зачерпнул несколько кружков в горсть:

— На возьми, это вам всем на кухне, чтобы охотнее выполняли волю госпожи.

— Благодарю Вас, сиятельный господин! Ваша щедрость…

— Пустое! — перебил я его, — Хорошо ли ты понял вкусы госпожи?

— Все будет как Вам угодно, сиятельный господин иностранец!

— Ладно, ладно… Ступай. — отмахнулся я от него.

Повар, беспрерывно кланяясь, исчез за дверьми и, естественно, их затворил. Я засмеялся:

— Забавный тип! Интересно, поделит он монеты между поварней или прикарманит?

— Обязательно поделит! — уверила меня спутница, — Желания тех, кто занимает эти апартаменты, выполняются беспрекословно!

— Ты дал ему тридцать две монеты, — уточнил голос Валькирии, — Это жалованье всех поваров Тхонга за два месяца, даже чуть больше. На эти деньги можно купить очень даже приличный домик!

— Это что, упрек? Зато теперь мы будем есть так, как никто другой, — пожал я, по своей неискоренимой привычке, плечами.

— Надо бы ввести статью в уголовном кодексе: «За не знающую границ благотворительность», — вздохнула капсула. И отключилась.

Мани подняла брови:

— Я никак не привыкну к тому, что вы так говорите со своим кораблем. Где он сейчас?

— Черт его знает! Не спросил. Где-нибудь не очень далеко.

— Нас разделяет триста семнадцать километров, это около пятисот тхерранскиих санов, — немедленно сообщила капсула, — Я тут собираю интересные растения. Это в окрестностях Костяной Пустыни.

Мани покачала головой:

— Удивительно! Три двойных перехода между вами, — но вы разговариваете, не повышая голоса. Уже восьмой день меня не оставляет ощущение, что я попала в легенду. Но… вы простите меня, если я осмотрю свои комнаты?

Я взмахнул рукой с сигаретой:

— Конечно! Ступай. Да, не забудь появиться к обеду. Кстати, по уверениям Тхонга, там должна быть неплохая библиотека. Кажется, это тоже в твоем вкусе…

Так мы поселились в покоях Радужного Мору. Приличия требовали «отдохнуть о дороги», что мы и делали с большим удовольствием.

Мани посетила баню, пригласила массажистку, вышла к обеду с опозданием в полчаса, виноватой физиономией и свитком из библиотеки и исчезла туда же после оного приема пищи.