Гении разведки

А для выбранной Кузнецовым легенды требовалось для достоверности создать какую-то хоть маленькую, но историю. Несколько фото, какие-то письма, некоторые незначительные документы.

— То, что теперь называется портфолио.

— Как у моей внучки — Наташи Громушкиной.

— Известной актрисы?

— Благодаря ей — я уже прадедушка. Ну а Кузнецову — Зиберту нужны были фото. И мы с фотографом из нашей Службы решили, чтобы избежать всяких дополнительных сложностей, снимать его в форме офицера вермахта у него дома. Приехали в квартиру, где жил Кузнецов. И сразу договорились — снимаем только в офицерской форме с погонами обер-лейтенанта. Николай Иванович вспомнил: а Железный крест? Нацепили, быстро нашли нужный ракурс. Фотографировали так, как любили позировать офицеры вермахта. И еще сделали кое-какие фото, чтобы на подлинных документах Зиберта был наш Николай Иванович.

А после наступило наиболее трудоемкое, требующее времени и терпения, чем ненавидят заниматься некоторые специалисты, с удовольствием изготавливающие разные документы. Тут далеко до творчества. Каждый жест должен быть размерен и продуман.

Известными нам приемами сняли фотографии Зиберта с подлинников. Дальше — еще сложнее. Не зря наши помощники собирали немецкие трофеи. Снимки печатали на немецкой фотобумаге. Был у нас настоящий — их — фотоклей.

— И печати тоже были у вас немецкие?

— Не было. Но вопрос поставлен правильно. Не зря столько лет пишете о разведке. Использовали для печати подлинную мастику. И записи в документах Зиберта я и мой товарищ делали немецкими чернилами.

— А зачем вам нужен был напарник? Вы же сами на все руки мастер.

— Но не до такой степени. Нельзя вносить разные записи одним и тем же почерком. Между прочим, нам уже в 1943—1944-м давали на экспертизу документы некоторых советских офицеров, вызывавших подозрение контрразведки, СМЕРШа. И немцы попадались как раз на том, что использовали одну и ту же руку.

— Это как?

— Подводила педантичность: не мог один и тот же штабной писарь путешествовать за офицером по всем фронтам, куда того бросали судьба и начальство. Вот и ловили мы на этом промахе их шпионов и диверсантов.

Все великие прошли через его руки

— Павел Георгиевич, вы общались со многими разведчиками — от легендарных Николая Кузнецова, Рудольфа Абеля до Героев России Морриса и Леонтины Коэн. Неужели знали всех лично?

— Ну, с некоторыми поначалу общался заочно. Но вы правы. Работа в разведке подарила встречи с людьми, часть которых вошла в историю — в российскую, да и в мировую. По оперативной линии участвовал в подготовке разведчиков к работе за линией фронта, за границей. Вы все ждете, что я раскрою профессиональные секреты. Нельзя! Но о военных эпизодах, об отдельных нелегалах все же расскажу, и с удовольствием.

— Может, тогда начнем с человека, считающегося едва ли не символом нашей разведки, — с Рудольфа Абеля, он же Вильям Фишер? Вы о нем, как об умельце, уже упоминали.

— Мы с ним знакомы еще с 1938 года. Дружили, работали в одном отделении, но в разных группах. Потом его в самом конце 1938-го уволили и возвратили в разведку только во время Великой Отечественной войны — в сентябре 1941-го.

— Правда ли, что в военные годы его забрасывали в тыл врага под видом немецкого офицера?

— Во время войны Вильям работал в IV Управлении НКВД у Павла Судоплатова. Немецкий язык он знал отлично, но на той стороне у фашистов не был. Участвовал в операции «Березино», когда наш отряд выдавал себя за сражающуюся в советском тылу немецкую воинскую часть. Сбрасывали туда немцы на парашютах своих диверсантов, и их приветствовал для начала офицер вермахта — он же Фишер. Сам допрашивал немецких шпионов, диверсантов. Оттуда и пошло, что был во время войны нелегалом, ходил в немецкой форме. (Об этом сам Абель рассказывал полковнику Мутовину, а я написал в главе этой книги, посвященной Александру Демьянову. — Н. Д.)

— И описанная в книге другого известного нашего полковника-нелегала Конона Молодого история, будто его, молодого паренька — фронтового разведчика поймали за линией фронта фашисты и отвели к немецкому офицеру, который оказался Абелем и тут же его отпустил, дав хорошего пинка под зад, тоже миф?

— Чистейший. Ничего похожего. Молодый был тем еще мистификатором. А хорошо относившийся к нему степенный Вильям Генрихович Фишер молчал, коллегу не подводил и даже подыгрывал. Фишер нелегально работал в Америке…

— …И по вами изготовленным документам?

— А когда в 1955-м в последний раз приезжал в Москву в отпуск, я его провожал в аэропорт. И он мне вдруг: «Паша, стоит ли ехать обратно? Мне уже все-таки за пятьдесят. И в Америке я долго. Очень тяжело». Но в аэропорту взял себя в руки, собрался.

— Неужели были какие-то предчувствия? Подозревал, что предаст помощник Вик Хейханен? («Вик» — это псевдоним. — Н. Д.)