Генитальный измельчитель

            - Ирония - уже сама по себе разновидность искусства.

            Ребекка ничего не ответила, но царапание стало еще активнее. Я посмотрел на каждого из них и задумался. Крайне неправдоподобный конвейер глубокомыслия. Я был в шаге от разочарования, когда из стоящего в углу сидиплейера до меня донеслось очередное послание: "Мир, который ты видишь вокруг, всего лишь иллюзия".

            Я повернулся к Урсуле.

            - Так в чем собственно дело? Ты же привела меня сюда не для того, чтобы посмотреть художественную выставку?

            - Ни одна из этих работ не предназначена для показа, - сухо ответила она.

            Я не очень-то и надеялся, поскольку смотреть было особенно не на что. Я видел заднюю сторону холста, хмурую поэтэссу, сумасшедшего скульптора, и, в общем-то, все. В помещении царил беспорядок - обрывки забракованных холстов, ножи, капли краски, использованные палитры, сварочная маска, паяльная лампа, металлолом и разные мелочи. Почему-то я подумал, что историческое общество не будет против, если город решит снести это здание.

            - Тогда для чего это? - с вызовом спросил я. Я хотел знать, что есть задача, никогда ранее не выполнявшаяся. Должна была быть. Я не мог просто взять и вернуться к краткому описанию последствий хламидиоза. Я хотел уйти с определенной целью.

            - Готово, - произнес Джефф из-за холста. - Я покажу ему.

            - Ты уверена, что с ним все будет в порядке? - спросил Ли Урсулу, имея ввиду меня. Хотя не было похоже, что его это сильно беспокоило.

            - Покажи ему, - сказала Урсула.

            Джефф отступил от холста, с трясущимися то ли от возбуждения, то ли после двадцати чашек кофе руками. Он подошел к Ребекке, и та, наконец, подняла свои изумрудного цвета глаза (Джефф и Урсула, наверняка, неоднократно рисовали их). Он протянул дрожащую руку и сжал у нее над головой. Раздался звук, похожий на хруст рвущейся бумаги, и он отдернул руку. Сидящая Ребекка внезапно оторвалась от плана реальности и трепещущей тканью опустилась на пол. Задняя сторона порванной декорации была безупречно белого цвета. Над ней открылась зловещая черная пропасть. Края трепетали, словно на ветру, дующем из образовавшейся бездны.

            Джефф встал на колени и поднял упавший лист. Его нижняя часть была все еще прикреплена к полу, и выглядела очень реалистично. Конечно, много ли из того, что я видел, существовало на самом деле? Джефф понял лист, который еще несколько мгновений назад был полной решимости, если не сказать, социально опасной поэтэссой. Ребекка по-прежнему была там, только уже неподвижная. И не подумаешь, что раньше она была живой. То, что я видел, являлось обычным плакатом.

            - Как вы вернете ее назад? - наконец, спросил я, после тягостного молчания.

            - Назад от куда? - парировал Ли. - Ее никогда не существовало.

            - И я не заканчивала тот класс по этике, - сказала Урсула.

            Джефф повернул свой холст, чтобы я мог видеть. Картина изображала ничем не примечательную ближайшую стену студии... только в середине нее было черное пространство с рваными краями.

    

Часть 4

            Они могли бы вернуть Ребекку назад, но  она была трехмерной лишь в визуальном плане. Ее личность была в лучшем случае двумерной. Собирательный образ ее создателей - сарказм от Ли, интерес к поэзии от Урсулы, упорное трудолюбие и склонность к постоянным исправлениям от Джеффа. С такими качествами ей будет лучше в любом чистилище, куда бы ее не забросили.

            - Мы называем это "Феномен Голема", - сказала Урсула. - Обычно, монстр, известный как голем, убивает своего создателя. В том мифе есть великая метафора для тяжелой участи художника. Зачастую художник, опережающий свое время, страдает от любых инноваций.

            - Он приговорен, - согласился Джефф.

            - К тому, что его ценность определяется широкой аудиторией, часто неспособной объективно судить.

            - Или мыслить, - добавил Ли.

            - Это является в наших глазах богохульством. Обладающие потребностью творить обычно используются и отбраковываются в соответствии с предрассудками и ограниченностью лишь тех людей, которым они могут показать свою работу. Конечно, мы не пытались это как-то изменить. Казалось, обходных путей не существует. Забавно, но способ все-таки был.

            Я думал, что все это философствование носит абстрактный характер, и в абстрации было испробованы все стредства. И тут Ли доказал мою неправоту.

            - Проще говоря, миру пришел конец.

    

Часть 5

            Эти строки никогда не были написаны. И вы не читаете их. Ничто из нижеописанного никогда не происходило.

    

Часть 6