Геноцид и массовые репрессии

Старообрядчество, решившее для себя, что оно не может обходиться без священства, сосредоточилось на юге, юго-западе и юго-востоке без священства, а также в центре страны, где население издавна жило церковной жизнью и больше, ближе ощущало в своей жизни церковь. На севере сосредоточилась та часть старообрядчества, которая круче порвала с церковью и стала на ту точку зрения, что теперь нет ни церкви, ни таинств, кроме доступного для совершения мирянам крещения, ни церковной иерархии. На русском севере, в прежних владениях Новгорода Великого, на Поморье, в Сибири население издавна очень нуждалось в правильном церковном строе и правильном выполнении треб и, собственно, никогда не имело ни того ни другого. В безлюдных пустынях русского севера, где от поселка до поселка приходится считать, иногда далеко заходя за сотню, десятки верст дороги, еле пробирающейся сквозь густые лесные дебри и топкие болота, церковь и священник при ней всегда были редкими явлениями.

При редкости священного чина, местное население старалось, по возможности, само, без посредства священников удовлетворять свои духовные нужды. Вместо церквей здесь чаще строили часовни, в которых местные начетчики правили для желающих вечерню, утреню, часы — все те богослужения, которые можно совершать без священника. На севере привыкли молиться без пастыря духовного и потому легко сравнительно примирились с мыслью остаться без священного чина навсегда. Крещение можно совершать мирянам, исповедоваться можно друг другу, приобщаться можно запасными дониконовскими дарами, а когда все эти запасы вышли, некоторые толки безпоповщины стали символизировать св. причастие, вкушая с особыми обрядами «в воспоминание» хлеб и вино или же просто изюм. Обходиться без таинства брака здесь, на севере, привыкли по нужде давно и мало смущались отсутствием венчания, заменив его объявлением в общине и молитвой, читаемой наставником.

Первыми насельниками этой части России, образовавшими здесь сосредоточие старообрядства, были соловецкие «выгонцы», бежавшие из монастыря после взятия его царскими войсками. Они повторили своей жизнью монастырской колонизации XIV–XV вв. Бегая от слуг антихристовых, они забирались всегда в самую непроходимую глушь, куда летом дороги не было, а зимой можно было пробраться только на лыжах. Где-нибудь на берегу пустынной речки или лесного озера отшельник рыл себе землянку и начинал «спасаться». Этому пустыннику, пришедшему в пустыню из самого пыла борьбы с антихристом и воинством его, не сиделось на месте; вкусив прелестей словесной схватки с поборниками новых обрядов, пустынник не может утерпеть, чтобы время от времени не показаться среди окрестного населения и не «поучить» его от Писания, наставляя крепко держаться древляго благочестия. Это подвиги проповеди создавали славу пустыннику, приобретали ему поклонников-христолюбцев, которые помогали ему деньгами, съестным, прятали от погони и даже защищали его оружием против посланных воеводой на взятие пустынника солдат и пушкарей. Около кельи пустынника незаметно вырастало несколько других, где селились желавшие поразмышлять о Господе. Возникало целое общежитие, которому трудно было существовать на доброхотные даяния, и тогда члены его, «нужных ради потреб», начинают жечь лесные участки и на «гарях» сеять рожь. «Жестокое и нужное житие» становится «пристойным и пространным».

Пустынник недоволен таким исходом дела и уходит дальше в глубь леса — совсем как первые основатели монастырей московской Руси. Слава пустынножительства привлекает к нему и туда соратников по духовному подвигу, возникает новый скит. Только теперь не XIV век, и эти монастырьки, вместо того, чтобы развиваться дальше, исчезают так же быстро, как появляются. Не успеет такое старообрядческое общежитие обосноваться, как досужий доносчик сообщит уже куда следует, что вот-де на озере поселились неведомые люди, не молятся за царя, говорят, что платить податей не надо, хулят св. церковь, а начальство мирское именуют воинством антихристовым. Местный архиерей, сообща с гражданским начальством, организует поход против раскольников. При слухе, что идут солдаты, скитники или разбегаются, или, плотно затворившись, ждут неприятеля и встречают его тем, что сжигаются сами при виде воинского отряда. Бывали случаи и вооруженного сопротивления, но редко. Солдаты раскатывали по бревнам все постройки, а часовни сжигали. Скит на таком месте умирал, зато беглецы из него наполняли другие скиты и основывали несколько новых. Когда после гонений царевны Софии наступили несколько более спокойные времена, скиты стали жить более прочно.