Генрика

«Тулин, – терзали мысли мозги Осип Палыча, – конечно же, ранен. Серьезно ранен, иначе бы не был здесь…» Он кривил душой в этот миг, уцепившись за мысль о том, что Алешка ранен. Не о враге-партизане задумался он, а о ямочках между ключиц, о ней – Аленке. «Что он, – взбудоражила голову мысль-находка, – раненый, немощный, может ей, как мужчина, дать?»

Шальная надежда, крутая мысль, вскружили голову, и Осип Палыч, в последний момент, отдал бесполезные распоряжения:

– Ты, и Никита – вперед! Убить, живым взять – все равно. Вперед!

Пашка пригнулся, и передернул затвор.

– Никита! – махнул он рукой. Началась атака…

Осип Палыч присел, где стоял и достал сигарету.

– Осип Палыч, – неся, как косу, на отвес, винтовку, вернулся обратно Паша, – мы все обыскали. Вообще никого!

– А Никита?

– Сейчас припрется.

– Значит – или ушел, или не подтвердилось, что был.

– И не было, Палыч!

– Ну, значит конец операции, все! Но зато и потерь у нас – никаких. Живы. Давай, выставляйся, Никита, жить будем! Ты слышишь, хвороба ты наша? – усмехнулся Палыч.

«По-другому пойдем!» – думал он о себе и Аленке. Советских времен репродукция вспомнилась: Ленин в юности – «Мы пойдем по другому пути!»

«В Москву улетел, по военному делу!» – вспомнил Семеныча, и чтобы не рассмеяться, окликнул:

– Никита, не стрельнул в тебя партизан?

– Да, живой, пока…

***

– А ну-ка, скажи, что тебе говорил Леха Тулин?

– Я с ним, – опять рассердился Юрка, – не здоровался даже.

– Чего так?

– Болеет.

– А кто говорил?

– Да я видел. Лежит, головы не поднимет. Чего лезть – болеет…

Опять забренчало окно у Алены. Стучал полицай. Не тот, что на сваях-ногах, с ногайкой – стучал Никита.

– Аленка! Тебя к коменданту. Не бойся. Хотят, вроде снова стекольню открыть. Вот герр комендант с тобой хочет потолковать. Поняла? Выходи, а я тут подожду.

– Сейчас! – кинулась переодеваться Аленка.

– Опять комендант собирает?

– Да-а, Леш, в общем, да…

– В Рейх, на работы!

– Леша, прошу, не волнуйся. Я скоро приду, расскажу. А сюда, ты же знаешь, никто не ходит.

– Никогда?

– Никогда, потому что немцы тут открывали стекольню – окон пустых в нашем городе много. А после, Андреич куда-то пропал, и они это бросили. Но табличку оставили: «Хальт!» – и что-то еще, по-немецки. Ее все боятся, никто не подходит…

***

Носом к носу столкнулись они в проеме тяжелой двери городской управы. На встречу шел Осип Палыч.

– Ум-м… – удивился он. – Ты откуда, куда?

– Ну, я пойду, Осип Палыч? – спросил Никита.

– Иди.

– Герр комендант вызывает к себе… – растерялась Алена.

– Комендант? О, это плохо, Алена!

– И сама же боюсь…

– Комендант – это плохо, Алена, всегда!

– Стекольню хотят открывать. Там была…

– Да, Алена, я знаю, была… – глянув вокруг, он осторожно взял руку Аленки, – Отойдем-ка, давай, в сторонку…

В сторонке опять огляделся, тихонечко тиснул руку Аленки повыше предплечья:

– Ты, вот что, тут меня подожди. Я схожу и улажу всё сам. Поняла? Не к добру, что высокий начальник тебя вызывает… – задумался он, предлагая присесть на скамеечку в сквере. Поправил картуз, и пошел к коменданту.

– Фройлен! – удивил чужой голос Аленку. Перед ней стоял юноша в форме солдата немецкой армии. Улыбался, а мимо шел пеший строй. Встретив взгляд Аленки, не сводя с нее глаз, солдат протянул ей цветистую ветвь акации.

– Хальт, Хельмут! – грубая речь на немецком, остановили его. Не успев ничего сказать, немец отдал свой подарок в Аленкины руки и поспешил назад, в строй. У него – ей запомнилось – голубые глаза.

– В общем так, я узнал… – вздохнул, не скрывая волнения Палыч, вернувшись от коменданта, – Плохи дела!

Присел близко. Так близко, что к своему же плечу обернувшись, мог заглянуть Аленке в глаза, в упор. Торопливо достал сигарету. Как немец курил: до них сигарет не знали…

– Тебя, в общем, с семьей… – кашлянул, удивился Палыч, заметив подарок немца в руках Алены, но быстро вернулся к теме, – Тебя и семью, комендант батраками отправит в Германию. А там – как и была – снова будет стекольня…

– У меня нет семьи.

– Да? – Осип Палыч прищурился.

Она растерялась: он должен знать, что погибла семья под бомбежкой…

– Да уж… – вздохнул Осип Палыч. – Однако, – отеческим взглядом смерил Аленку, – Ты уж большая, должна понимать: какая из женщины женщина, если при ней нет мужчины?! Дело взрослое. Ты и замуж выйти могла, и ребенка родить… Во-от… Не беременна?

– Что? – встрепенулась Аленка.

– Да, я говорю, мало ли?..

– Нет, дядя Осип, я не беременна.

– Ну… – согласился Палыч – Это хорошо!

Бросая подальше, окурок, невольно подался за ним. А возвращаясь назад, обернулся и ненароком, легонько коснулся Алены плечом.

– Так что будем делать, Алена?

Он думал над тем, о чем спрашивал. Краешком глаза – не больше, чем в четверть, следил за Аленкой. И не торопил ее, ждал. А вес ожидания – его рука на плече Аленки.

– Совсем, дядя Осип, не знаю, что делать…

– А надо?

– Наверное, надо…

Придут туда немцы – пугало Аленку. Кто-то из тех, кто окликнул голубоглазого, может, и он, вместе с ними… И вместо улыбки, грянет как гром: «Партизан?!»