Генрика

Рассказ

Я возвращался в город с чувством вины. «Ваши жены должны падать в счастливый обморок, если домой Вы явились ранее девяти часов вечера! – предупреждал начальник уголовного розыска, – О счастье не забывайте, цените близких, живите во благо для них, но работе оперуполномоченный должен отдать двадцать три с половиной часа в сутки. Альтернатива – идите в другую службу. Желаете?»

Я не желал, но чувство вины моей в том, что ушедшей ночью я жил не службой, а тем, что отложив на потом все ее проблемы, в семь часов вечера постучался в дверь далеко за городом. В дверь, за которой, в дачный сезон, живет хозяйка моей судьбы, моя жена Грета. Дачный домик: армейский железный кунг на четырех ЗИЛовских колесах – наш рай на земле, шалаш, в котором так редко в последнее время мог быть…

Вовремя подоспел: гроза, прежде меня, еще днем, посетившая рай, столь круто встряхнула землю, что опрокинула навзничь пристройку-веранду. Деревянные ноги упавшего сооружения уперлись пятками в железную дверь вагончика и заблокировали выход. Милый мой человек оказался в плену. Я разорвал преграды, разблокировал дверь, открыл выход в мир, обнял жену, и был счастлив. Но я был там – вне службы…

***

Из первого же автомата, набрал номер домашнего. День начинался, я был в тревоге – не знал, что случилось в мире, в городе, покуда я в них отсутствовал. Отсутствовал даже на полтора часа более, чем принято в моей службе. Рабочий день, как у всех, начинается в девять, и я буду в девять, но мой начальник всегда на работе в семь тридцать. И личный состав отдела, разумеется, в это же время, а я игнорировал – только один раз, сегодня. Последствия разрушений старался исправить, хлам разгребал, а после, ну скажем честно – шло время, а я все не мог разомкнуть объятий, тянулись губы к губам любимой… Чувство вины подгоняло как можно скорее узнать обстановку. Трубку поднял мой сын:

– Папа, – поведал он, – ночью звонил твой начальник. На Животноводческой, 10, убит человек.

– Та-ак, – я его слушал, я весь был внимание, – На Животноводческой, сын?

– Он так сказал.

– А еще что сказал, Артем?

– Сказал, что ночью я должен спать?

Я протяжно вздохнул, с буквой «М-мм…» – ребенок, конечно же, должен спать в то время.

– Ты слышишь, пап?

– Я слышу, сынишка. А где я могу найти эту улицу? – я в телефонной будке рисую пальцем – кто б видел: а главное – это зачем? Разве сынишка в ответ нарисует, в каком месте земли эта улица?

– Папа… – ответил он, – Я же сказал: на Животноводческой, 10!

– Спасибо. А как у тебя? Все нормально? Ты все успел? И уроки?

– Успел.

– Выспался, и позавтракал?

– Пап, я же сказал…

– Спасибо. Хорошего дня тебе, сын, удачи!

Ему одиннадцать лет: не возраст, чтоб говорить о том, где, кто ныне убит. Он сказал главное, не сказав – где… Я благодарен сыну, а где – вычислю сам. Предупрежден, значит, в мире безликом, великом и неизвестном, могу разобраться, занять свою нишу, сыграть свою роль.

Я гнал на своем авто «Восьмерке», не стесняясь скорости. Издержки моей профессии: срываться в движение, а после отыскивать цель. Ошибаюсь, вполне может быть, но чего будет стоить роль, на которую ты не поспел? Чего стоти спектакль, на кот ты опоздал.

Где эта «10», где убит человек – я вычислил, перебрав территорию, на которой в последнее время работал.

      ***

Перед поселком я встретил, проскочил по инерции, развернулся, снова настиг и остановил участкового.

– Что там? – спросил я, показав на железный кузов ЗИЛа. Участковый, глядя как с трона, с высокого пассажирского места ЗИЛа, ответил:

– Труп.

– С Животноводческой, 10?

– Ну да.

– Подожди, покури со мной… – прошу я участкового, – Проникающее?* (*Проникающее ножевое ранение)

– Да, в живот…

Он взял сигарету, которую я предложил, и устало сошел ко мне на асфальт из кабины, грузовика

– На месте все были: – сказал он, – «Скорая», наши; и ваши. Прокурор сам проводил допросы. Убийца известен, и очевидцы есть. Есть материал. А убийца скрылся. Там один опер сейчас, из наших. А так – разъехались. Я в морг и тоже – спать!

Он вернулся в кабину, и грузовик с трупом удалился из поля зрения. Я думал о том, что сынишка сейчас поднимает на плечи ранец, выходит через порог…

Летела, ввинчивалась в пространство моя «Восьмерка», я думал о том, что не только мы из детей наших лепим личность – мы должны быть достойны их. Может, сынишка забудет про это утро, но, может и вспомнит, и спросит меня. Что я отвечу – станет ясно сейчас, по адресу, который он мне назвал.

Оперативник был не совсем на месте. На месте уже было нечего делать. Оперативник курил в своем кабинетике: в полуподвале сельского клуба. До райотдела отсюда почти час езды…

– Леш, – спросил я его, – чем я могу?..

– А, – отозвался он, – да, пожалуй, ничем. Уже сделали, что могли…