Дорогой Давид!
Медленно идут наши письма, да и писать я не мастак, как любили в девятнадцатом веке. Одно скажу: пусть редко, но не хотелось бы, чтобы наша связь прервалась. Так что я обрадовался, получил от тебя весточку. Какая-то машинка разболтанная, а наши мастера — тоже не мастера, не ремонтируют. Так и во всем. До Марка дозвониться не могу, все его нет и нет. Где-то бегает. Ездил в Питер. Весной думаю в Париж, если наш поезд повезет. Вообще ты, наверно, забыл, здесь вещи все более не соответствуют своему содержанию. Это уже не утопия, это — абсурд — и людям страшно именно поэтому, страшно и тревожно.
Перечел недавно твои стихи, с удовольствием. Это современная работа. Можно напечатать в каком-нибудь альманахе, если он — альманах — выйдет. Вот так, все — если. Если Марк найдет издательство, конечно, не сомневайся, рад буду редактировать твой роман.
Посылаю тебе свои стихи — из последних, здесь меня с трудом, но начали печатать — в разных журналах. Все в России медленно и все, если ЕБЖ, как говаривал Лев Толстой, мы увидимся (Если Будем Живы). Пиши обязательно. Мила заметила, что у тебя такой размашистый почерк, не пьян ли был? Привет твоей семье, напиши, как сын пишет? Ладно, живем — твой Генрих. 20.12.90.
К
письму были приложены стихи из циклов «Мыло из дебила» и «Внимающий», датированные 1990-м годом. Я передал их Александру Очеретянскому, редактору альманаха «Черновик», и три текста («Память», «Внимающий», «Восточная повесть») были напечатаны в 5-м номере (1991).Ч
ерез год было еще одно письмо: