То есть вместо того, чтобы трубить сбор и срочно выдвигаться в сторону Бордо, наш Йорк думает только о том, какой негодяй Сомерсет и как было бы хорошо, если бы он погиб или хотя бы оказался виноватым.
– К Толботу как раз сын приехал, – продолжает Люси, – они семь лет не виделись, я его встретил. Теперь, наверное, вместе и погибнут.
– Да, не вовремя сын приехал, – соглашается Йорк.
А вот дальнейший текст, произносимый герцогом Йоркским, имеет смысл процитировать целиком, без переложения, потому что в нем настолько отсутствует логика чувства, что даже самой простой разговорной речью ее не передать.
Почему герцог Йоркский прогоняет Уильяма Люси? Причем дважды, то есть весьма настойчиво. Что значат слова «Прочь!» и «Люси, прощай!»? «Возвращайся к своему начальнику Толботу и воюй, а я здесь в уголке посижу»? Или «убирайся, не желаю больше тебя видеть»? И в том, и в другом случае требуются хоть какие-то пояснения, но их нет. Йорк, видите ли, «задыхается, скорбя» – так распереживался, что сын с отцом встретятся в неудачный момент и оба могут умереть. А о том, что погибнут сотни солдат, оставшиеся без подкрепления, он вообще не думает? Складывается впечатление, что он даже рад будет поражению Толбота в Бордо, потому что это позволит взвалить вину на Сомерсета. «Могу лишь проклинать того, кто не послал НАМ в помощь рать». Ага, нам. Не Толботу, а «нам». Это как понимать? Толбот сражается в одиночку, а Йорк со своими войсками стоит лагерем и в ус не дует. Но виноват во всем, конечно же, плохой парень Сомерсет. Очень удобная позиция, правда?
Офицер Люси далеко не дурак, он понимает, что происходит, и перед тем, как уйти со сцены, говорит:
– Пока наши высокие полководцы сводят счеты между собой, мы теряем все, что завоевал славный король Генрих Пятый.
Сцена 4
Другая равнина в Гаскони
Сомерсет тоже отказывается посылать своих солдат на помощь в Бордо.
–
Офицер Толбота представляет его Сомерсету:
– Это сэр Люси, которого Толбот вместе со мной отправил за помощью.
Люси, который во время встречи с Йорком уже понял, в чем дело, ничего не просит, а вместо этого сразу адресует графу Сомерсету свой гневный монолог:
– В то время как достойный полководец проливает кровь в битве, держится из последних сил и ждет подмоги,
– Йорк его подстрекал к этому походу – вот пусть он и помогает, – цинично отвечает Сомерсет.
– А Йорк считает, что это вы виноваты, потому что задержали отряды, которые были предназначены для похода.
– Он лжет! – кричит Сомерсет. – Он мог попросить меня прислать конницу, но он же не попросил! Я не обязан его любить и уважать, и если бы я послал ему конные отряды без предварительной просьбы с его стороны, я бы унизился перед ним.
Все так знакомо, правда? В наше время это называется аппаратными играми.
– Если Толбот погибнет, то не потому, что у французов армия сильнее, а только потому, что сами же англичане его обманули, – сурово констатирует Уильям Люси.
Сомерсет тут же меняет решение:
– Я немедленно пошлю конницу, она будет у Толбота через шесть часов.
– Поздно уже, – говорит Люси. – Толбота наверняка или убили, или взяли в плен.
Хорошая логика. Пять минут назад было еще не поздно, ты же требовал войска для подкрепления, а теперь поздно?
– Ну, если убили, значит, прощай, герой! – с пафосом восклицает Сомерсет.