Генрих Шестой глазами Шекспира

– Можешь оставить поцелуй себе, «я не дерзну такой пустой залог послать монарху», – отвечает девушка.

Проще говоря, «твоему монарху – мой статус супруги, а лично тебе – поцелуй и все, что к нему потом будет прилагаться». Намерения обеих сторон обозначены вполне четко.

Рене и Маргарита уходят.

«Так, – думает граф. – Теперь нужно перестать мечтать о ней и сосредоточиться на том, чтобы как можно ярче расписать ее достоинства королю. Буду всю дорогу до Лондона обдумывать нужные слова, чтобы Генрих немедленно влюбился в нее и захотел жениться».

Уходит.

Сцена 4 Лагерь герцога Йоркского в Анжу

Входят Йорк, Уорик и другие.

Герцог Йоркский велит привести «осужденную колдунью».

Входят Жанна д’Арк под стражей и старик пастух.

Пастух, как выясняется, отец Жанны, который повсюду разыскивал свою сбежавшую дочь. Жанна, однако, не желает признавать родство.

– Презренный нищий! – кричит она. – Жалкий негодяй! Я рождена от благородной крови! Ты вовсе не отец мне, не родня.

Старый пастух в шоке от таких заявлений.

– Благородные лорды, ей-богу, она врет! Весь приход знает, что я ее отец, и мать ее жива и может это подтвердить. Жанна – наш первенец.

– Ну что, бесстыжая, признаешь родство? – гневно спрашивает Уорик.

– Как жила гнусно и порочно, так и помрет, – предрекает герцог Йоркский.

– Дочка, не отрекайся от меня, – просит пастух. – Ты же моя плоть и кровь. Сколько слез я пролил из-за тебя!

– Пошел прочь, мужик, – отвечает Жанна. – Вы просто подкупили его и заставили врать, чтобы никто не узнал, что мои настоящие родители – из благородных.

Пастух еще пытается разжалобить суровую дочь, но, видя ее непреклонность, заявляет:

– Будь проклят час твоего рождения! Было бы лучше, если бы мать вскармливала тебя не молоком, а крысиным ядом! Лучше б тебя кровожадный волк загрыз, когда ты пасла в поле моих овец. Ты, мерзавка, от родного отца отрекаешься? Сжечь ее надо! «Повесить – много чести».

Пастух уходит.

Йорк приказывает увести Жанну.

– Убрать ее. Хватит ей отравлять этот мир своей жизнью.

– Вы бы сначала хоть узнали, кто я на самом деле, – заявляет Жанна. – Думаете, мой отец – пастух-мужлан? Ничего подобного. Во мне течет королевская кровь. «Я чистая избранница небес, озарена высокой благодатью, чтоб чудеса здесь на земле творить». Я никогда не зналась с бесами, но вам, похотливым развратникам, в это поверить трудно, это понятно. Вы же ни во что божеское не верите и думаете, что чудеса можно творить только при помощи нечистой силы. Так вот, вы жестоко ошибаетесь! Я девственница, мои мысли чисты и непорочны, и если вы прольете мою кровь, небеса вам жестоко отомстят.

Йорка эти пламенные речи не останавливают.

– Быстро ведите ее на казнь, – командует он.

– Ага, и дров не жалейте, кладите побольше, и бочки со смолой не забудьте, чтобы сгорела побыстрее, не мучилась долго. Все ж девушка, нужно жалость иметь, – добавляет граф Уорик.

– Не пощадите меня, да? – спрашивает Жанна. – Ладно, раз так – открою вам свою тайну: я беременна. Хоть ребенка-то пожалейте, не убивайте.

– Помилуй бог! – восклицает удивленно герцог Йорк. – Беременная девственница? Это что-то новенькое.

– Вот это чудо! – подхватывает Уорик. – Это что, результат святой жизни?

– А я предвидел, что она сошлется на беременность. Она с дофином так славно забавлялась, – говорит Йорк.

– Тогда тем более. Зачем нам сохранять жизнь королевскому бастарду? – вполне резонно замечает граф Уорик.

– А ребенок не от него, а от Алансона, – говорит Жанна.

– Да без разницы, все равно пусть ребенок умрет, – отвечает непробиваемый Йорк.

– А я вас опять обманула. Отец моего ребенка не дофин Карл и не герцог Алансон, а Рене Анжуйский.

– Какой кошмар, – ерничает Уорик. – Это недопустимо! Он же женатый человек!

– Во дает! – хохочет герцог. – У нее было столько любовников, что она и сама не знает, кто отец ее ребенка.

– Щедрая душа, всем давала, – добавляет граф.

– Ну и пусть идет на смерть, распутница. Все, закончили, «мольбы напрасны».

Жанна уходит под стражей, на прощание посылая проклятия герцогу Йорку и графу Уорику.

– Рассыпься в прах, развейся черным пеплом, проклятая служительница ада! – кричит Йорк ей вслед.

Н-да, светлый образ Орлеанской Девы автор пьесы изрядно подпортил. Впрочем, открыто глумящиеся над женщиной, тем более пленной, англичане тоже не смотрятся ангелами. Ну уж ладно, они воины, им простительно. На что только не пойдешь, чтобы унизить политического врага!

Входят кардинал Бофорт, епископ Винчестерский со свитой.