Генрих Шестой глазами Шекспира

Получается, королева успела родить сына. Вообще-то она действительно родила его еще в 1453 году, то есть почти за два года до битвы при Сент-Олбенсе. Но не будем ожидать, что Шекспир сейчас представит нам двухлетнего малютку. Мы уже привыкли, что он весьма вольно обращается с датами и сроками. Попутно отметим еще два факта, о которых драматург деликатно умалчивает. Первый: погибший Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет, был настолько близок с Маргаритой Анжуйской, что сомнения в отцовстве Генриха звучали весьма и весьма упорно. Шекспир ничего не говорит об этом напрямую (во всяком случае, пока; возможно, какие-то намеки еще появятся, вся пьеса у нас впереди), однако «дает понять». Маргариту он вполне отчетливо вывел перед нами как женщину, способную на супружескую измену; вспомним ее роман с Уильямом де ла Полем. А затем показывает, как отчаянно и горько плачет и причитает она, держа в руках отрубленную голову своего неудалого любовника. И даже король не может этого не замечать. Так что разговоры о личности истинного отца принца Уэльского вполне могут оказаться вовсе и не пустыми сплетнями. И второй факт: король Генрих Шестой страдал душевной болезнью, первый приступ которой случился как раз тогда, когда Маргарита была беременна, продлился почти полтора года, и сын Эдуард Вестминстерский, принц Уэльский, родился, когда король находился, мягко говоря, в измененном состоянии. Случилось это до битвы при Сент-Олбенсе (принц, напомню, родился в 1453 году), однако в пьесах никак не упомянуто и не отражено.

Эксетер видит вошедшую королеву.

– Ух, как гневно смотрит. Я лучше пойду.

– Я тоже, – говорит Генрих и собирается уйти, но Маргарита пресекает попытку избежать разговора.

– Не уходи, иначе я пойду за тобой.

– Хорошо, милая, я останусь, только обещай, что не будешь нервничать.

– Да как же мне не нервничать? Господи, лучше б я осталась старой девой, не выходила за тебя замуж и не рожала сына, если бы знала, что ты окажешься таким бесчеловечным отцом! Чем наш сын заслужил потерю короны? Если бы ты его любил, ты бы скорее сам умер, но не завещал трон Йорку.

– Отец, нельзя лишать меня престола. Если вы король, то я ваш законный наследник, – говорит принц.

Н-да, детке явно не два годика.

– Прости меня, Маргарита. И ты, сынок, прости. Йорк и Уорик меня принудили.

– Принудили? Что же ты за король, если тебя можно принудить?! «Мне стыдно это слушать, жалкий трус!» Ты погубил всех нас и дал Йоркам такую власть, что даже дышать будешь только с их разрешения. Тем, что ты завещал корону Йоркам, ты сам себе вырыл могилу и собираешься влезть в нее раньше срока, неужели ты не понимаешь? Йорк стал протектором, Уорик командует в Кале, их человек Фоконбридж контролирует пролив, и в этих условиях ты чувствуешь себя в безопасности? Да они сожрут тебя и не подавятся! В общем так, Генрих, с этой минуты нам с тобой не по пути. Я тебе больше не жена и жить с тобой не стану, пока не добьюсь отмены договора, по которому наш сын Эдуард теряет право наследовать престол. Лорды, которые от тебя отвернулись, легко перейдут на мою сторону, как только я их позову. А я их позову, не сомневайся, и пойду войной на Йорка. Пойдем, сынок, наши войска уже готовы.

Генрих пытается удержать супругу:

– Постой, мой друг, выслушай меня…

– Ты и так уже слишком много сказал. Уйди!

– Эдуард, сынок, останься со мной, – просит король.

– Ты хочешь, чтобы он остался и погиб от руки врагов? – говорит Маргарита.

– Отец, мы с вами вновь встретимся, когда я вернусь победителем. А сейчас я пойду за матерью, – гордо заявляет принц Уэльский.

Королева торопит сына:

– Идем, сынок, медлить нельзя.

Королева Маргарита и принц Уэльский уходят.

Генриха снова одолевает готовность всех любить и всех прощать.

– Ах, бедная королева, – вздыхает он. – Эти гневные жестокие слова ее заставила говорить только любовь ко мне и сыну. Пусть она отомстит Йорку. Тяжело мне терять трех друзей, которые меня поддерживали. Я им напишу, объяснюсь, попрошу вернуться. Пойдем, Эксетер, будешь моим гонцом.

– Надеюсь, мне удастся всех помирить, – говорит Эксетер.

Получается, король готов простить не только жену и трех лордов, которые публично оскорбили его и отказались от сотрудничества, но и Эксетера, который признает, что права Йорка на корону намного весомее, чем права Генриха.

Однако позиция Эксетера пока еще не очень понятна.