Генрих Шестой глазами Шекспира

– Не я потерял, а лорд-протектор, – возражает Генрих. – Я тогда был совсем маленьким, меня короновали, когда мне всего годик исполнился.

Вот так. Уже и от дядюшки Глостера отрекся наш король, свалил всю вину на него, а про козни и интриги убиенного Сеффолка, отдавшего французам Анжу и Мен, и вовсе позабыл.

– А теперь ты стал взрослым и все равно все теряешь, – вклинивается в разговор Ричард, сын Йорка. – Отец, сорви корону с захватчика.

– Да, правильно! – подхватывает другой сын, Эдуард. – Сорви корону и сам надень!

– Брат, – обращается к Йорку Монтегью, – ты чтишь и любишь оружие, так используй его. Хватит спорить, давай решим дело в бою.

– Как начнем бить в барабаны – король сразу убежит! – радостно кричит Ричард.

Ну чистое дитя. Подобную реплику мог бы позволить себе пяти-семилетний малыш. Настоящему Ричарду Йорку в 1455 году исполнилось всего три года, но если он ухитрился убить Сомерсета и отрубить ему голову, то парню, по замыслу Шекспира, должно быть как минимум лет 15. Так вести себя в 15 лет? Странновато.

– Молчите, сыновья, – осекает парней герцог Йорк.

– Сам замолчи, дай сказать королю, – строго произносит Генрих.

Уорик пытается возразить, мол, первым должен говорить Ричард Плантагенет, но король не дает себя сбить.

– Вы полагаете, я так легко отдам трон, на котором сидели мои отец и дед? Нет уж, без боя я с престола не сойду. Пусть будет война. Лорды, не бойтесь! У меня намного больше прав на корону, чем у Йорка.

– Докажи, – говорит Уорик. – Докажешь – будешь королем.

– Генрих Четвертый завоевал этот трон…

– Он его узурпировал, – поправляет Йорк. – Он поднял восстание против законного короля.

И Генрих Шестой дает слабину. «Что тут скажешь? – говорит он сам себе. – Мои права действительно слабы». А вслух задает вопрос:

– Вы согласны с тем, что король имеет право сам избрать своего преемника?

– Ну, допустим, имеет. И что? – с подозрением спрашивает Йорк, опасаясь подвоха.

– А если имеет, то все законно. Ричард Второй сам добровольно передал корону моему деду, затем ему наследовал мой отец, а отцу – я.

– Не передергивай, твой дед поднял мятеж против законного государя и вынудил его отречься от престола, – говорит Йорк.

А Уорик добавляет:

– Тот факт, что Ричард Второй отрекся от престола, не означает, что его наследственные права аннулируются. Законными наследниками должны стать потомки Плантагенетов, а не Ланкастеров.

Вообще-то высказывание сомнительное. Ланкастеры – точно такие же Плантагенеты, ибо ведут свой род от Джона Гонта, третьего сына Эдуарда Третьего Плантагенета. Другое дело, что Йорк обосновывает свое право на трон тем, что его предок – второй сын, а предок короля Генриха – всего лишь третий, и в этом смысле его позиция понятна. Но и его предок Лайонел, и следующий сын Эдуарда Третьего, Джон Гонт, и младшие сыновья Эдмунд Йорк и Томас Глостер – они все одинаковые Плантагенеты. Прямых же потомков, то есть детей, у Ричарда Второго не было, соответственно, наследственные права могли быть переданы только кому-то из дядей и двоюродных братьев.

– Это правда, – замечает Эксетер. – Он мог отречься от короны только с условием, что преемником будет его наследник.

И снова та же непонятка. Повторяем: прямых наследников у Ричарда Второго не было. Ну не родила ему жена ни сыновей, ни дочек, что ж тут поделаешь! Стало быть, преемника король должен был выбирать либо из дядей, либо из двоюродных братьев, то есть сыновей своих дядюшек. А из кого выбирать-то? Старший сын Эдуарда Третьего, Черный Принц, давно помер, поэтому на престоле и сидит его сынок Ричард. У второго сына, Лайонела, одна дочка Филиппа, но у нее, как мы знаем из первой части пьесы, имеется сын Роджер Мортимер, который покойному Эдуарду Третьему приходится правнуком. У третьего, Джона Гонта, тоже уже покойного, единственный законный наследник – тот самый Генрих Болингброк, дедушка нынешнего монарха Генриха Шестого. Если бы престол наследовался в связи с кончиной монарха, то вполне естественно, что встал бы вопрос о Роджере Мортимере, потомке второго по старшинству сына. Но если корона передается преемнику по выбору правящего короля, то какие могут быть претензии? Кого назвал Ричард Второй, тот и король.

– Ты что, против меня пошел, Эксетер? – с изумлением спрашивает Генрих.

– Простите, ваше величество, но граф Уорик прав.

Йорк, видя, что король и Эксетер о чем-то тихо переговариваются, спрашивает:

– О чем это вы там шепчетесь?

И Эксетер отвечает:

– Совесть мне подсказывает, что законный король – вы, герцог Йорк.

Ну вот, не зря я столько времени морочила вам голову историей Холландов. Драматический заряд «герцог Эксетер» все-таки выстрелил.

«Они все бросят меня и перейдут к Йорку», – уныло думает Генрих Шестой.

Тут подает, наконец, голос давно молчащий Нортемберленд:

– Что бы ты там ни говорил, Йорк, не думай, что сможешь вот так просто низложить Генриха.

– Ничего, справимся, – отвечает граф Уорик.

– Ошибаешься. Конечно, ты силен в южных графствах, но тебе это не поможет, ты не сможешь короновать Йорка.