И еще одно замечание: Маргарита назвала герцога Йоркского протектором, хотя до этого о его протекторате в пьесе ничего не говорилось. Наследник престола – да, но на этом все. На самом же деле Йорк действительно был назначен лордом-протектором Англии именно в связи с душевной болезнью короля Генриха и его невозможностью управлять страной. Однако как только приступ заболевания закончился и Генрих вновь стал дееспособным, Йорк сложил полномочия протектора. И случилось это до битвы при Сент-Олбенсе. Правда, впоследствии болезнь вернулась, приступ повторился, и герцог Йорк снова стал протектором. Поскольку Шекспир, как мы уже давно поняли, перемешивает и перетасовывает события, как ему удобно, вполне можно предположить, что здесь воедино слились 1455 год (битва при Сент-Олбенсе) и 1460 год, когда было подписано соглашение о передаче Йорку и его потомкам права наследования английского трона.
Сцена 2
Замок Сендел
Юноши спорят из-за того, «кто будет говорить» с Йорком. Эдуард, старший сын герцога Йоркского, считает, что он лучше справится с ролью оратора, Монтегью, брат графа Уорика, утверждает, что его доводы сильнее, крепче, а юный Ричард просит уступить ему право поговорить с отцом.
– Что это? Сыновья и брат ссорятся? Из-за чего? Что случилось?
Почему Йорк называет Монтегью братом? Да все просто! Напомню: герцог женат на Сесилии Невилл, родной сестре графа Солсбери, отца Уорика и Монтегью. Таким образом, оба сына графа Солсбери приходятся ему племянниками и, соответственно, двоюродными братьями сыновьям самого Ричарда Йорка.
– Мы не ссоримся, у нас всего лишь небольшое разногласие, – дипломатично объясняет Эдуард.
– По поводу?
– По поводу английской короны, которая теперь твоя, – говорит Ричард.
– Моя? Почему она моя? Генрих еще жив, – возражает Йорк.
– Но ваши права, отец, зависят не от того, жив король или нет, – туманно произносит Ричард.
– Мы хотим сказать, что если вы наследник престола, то у вас есть обширные права. И вы должны непременно ими воспользоваться, потому что если вы дадите Ланкастерам свободно дышать, они в конце концов вас обставят, – поясняет Эдуард.
Надо отметить, что герцог Йоркский как официальный наследник престола действительно получил огромную власть и фактически стал некоронованным королем.
– Нельзя. Я дал клятву, что Генрих сохранит власть в полном объеме, пока жив.
– Я считаю, что ради трона можно нарушить любую клятву. Да я бы сто клятв нарушил ради того, чтобы хотя бы год побыть королем, – убежденно говорит Эдуард.
– Нет, ты что! – возмущается Ричард. – Боже упаси нарушить клятву! Этого нельзя делать!
– Вот именно. И если я подниму оружие, я клятву нарушу, – соглашается с младшим сыном Йорк.
Но, как выяснилось, соглашается он преждевременно: Ричард имел в виду совсем другое.
– Отец, если вы готовы меня выслушать, я вам докажу, что вы не правы, – говорит он.
– Не трудись понапрасну, это невозможно.
– Вот послушайте: клятва имеет силу только тогда, когда принесена в присутствии законного правителя. Генрих же присвоил трон незаконно, и это означает, что любые клятвы, которые ему принесены, не имеют силы. Отец, подумай, ведь как хорошо быть королем, как сладко! Чего нам медлить? У меня прямо руки чешутся поскорее отнять у Генриха корону и увидеть ее на вашей голове.
Почему-то эти доводы убеждают Йорка. Буквально только что мы видели зрелого мужа, имеющего твердую нравственную позицию, и вдруг без всяких колебаний и мучительных размышлений сей муж безоговорочно принимает доводы сына-подростка. И это в средневековой Англии, где дети, тем более несовершеннолетние, априори считаются бессловесной и бесправной собственностью родителей, которая обязана слушаться, делать, что велено, и молчать в тряпочку. Вам не кажется, что это как-то… в общем, странновато и не вполне логично?
– Довольно, Ричард. Буду королем или умру! – решает герцог Йоркский и начинает раздавать указания: – Монтегью, поспеши в Лондон «