Правильное понимание того, как современники воспринимали Генриха, требует от нас понимания того, что для них он был символом надежды, чей приход к власти мог ознаменовать лучшие дни. Существует множество признаков этого, некоторые из них более явные, чем другие[1330]
. Томас Хоклив, клерк канцелярии личной печати, чья работаТаким образом, имеются явные свидетельства широко распространенной надежды на то, что Генрих окажется "положительным" королем, человеком действия. Именно необходимость представить его в таком свете лежала в основе описаний внезапной перемены, которая якобы произошла с Генрихом после его восшествия на престол[1335]
. Мы не в состоянии судить о правдивости историй о принце, который не мог повлиять на события в конце правления своего отца и с нетерпением ждал того времени, когда он лично возглавит правительство. Связался ли он с неблаговидными сообщниками, подстерегал ли в засаде своих неприятелей, сталкивался ли с высокопоставленными представителями закона, примерял ли корону у постели отца, когда тот спал? Дыма без огня не бывает. Однако важно то, что в совокупности эти истории представляли то, что Генрих оставил позади, став королем. Акцент делается на переменах, на будущем и на том, что оно принесет. Миф о "новом человеке" отражал надежды и чаяния подданных на грядущие перемены к лучшему, а также подчеркивал решимость Генриха порвать с политическим прошлым (ночь, которую он провел сразу после восшествия на престол в обществе святого отшельника, отмаливая свои грехи, имела как духовное, так и символическое значение), ибо он хотел улучшить отношения между короной и подданными, чтобы они могли вместе решать будущие проблемы. Прошлое нужно было оставить позади и начать все сначала. Прошли времена раздоров. На их месте должны были вырасти гармония, мир и, прежде всего, единство внутри королевства.В 1413 году надежды нации на своего нового короля были основаны на разумных основаниях. Уэльские мятежники (использование слова "мятежник" в данном контексте очень важно) были разбиты, и в Уэльсе восстанавливался порядок. Дома Генрих уже имел опыт управления государством и работы с другими людьми в совете. У него также были идеи относительно финансов — области, в которой его отец испытывал явный недостаток. Вмешательство в гражданскую войну во Франции, которое он вдохновил в 1411 году, было успешным. Увиденное вселило в людей уверенность в том, что будущее может положить конец разногласиям, которые терзали английское общество начала XV века.
Образ Генриха как человека действия необходимо было тщательно взращивать и поддерживать в парламенте, где он был представлен в благоприятном свете двумя канцлерами, Генри Бофортом и Томасом Лэнгли. Они использовали вступительные речи, произносимые в начале каждого заседания парламента, чтобы создать образ короля, заботящегося о "добром управлении" своим народом. Бофорт, в частности, стремился представить контраст между несколько нерешительным и бесцветным правлением Генриха IV и более энергичным поиском общего блага, которого можно было ожидать от его сына. С самого начала был сделан сильный акцент на том, чтобы король выполнял обещания, данные в его коронационной клятве, и сразу же были определены проблемные области, которые требовали принятия мер. Довольно быстро был создан образ короля, который действует на благо своего народа, будь то защита торговли, поддержание закона и порядка или отправление правосудия, как и положено любому монарху. Это было время для наведения порядка. Если порядок и религия подвергались угрозе со стороны лоллардизма, то от короля можно было ожидать принятия мер. Точно так же, если французы отказывали ему в справедливых требованиях, можно было рассчитывать на то, что он отстоит свои права. Успех, одержанный при Азенкуре, казалось бы, вопреки всему, оправдал действия Генриха.