Генрих V

Все сложилось именно так, потому что король был благословлен Богом, о чем свидетельствует Gesta. Это был человек, который подавил ересь, которая была и причиной, и признаком раскола. В знак признания Бог провел его через это испытание, через ловушку, расставленную для него в Саутгемптоне, а затем пришел к нему на помощь при Азенкуре. Тем самым Бог также демонстрировал свою поддержку английской нации, которую неоднократно называли Божьим народом,[1342] народом, подобным Израилю,[1343] особо защищенным божественной силой, возглавляемым почти Моисееподобной фигурой веры и надежды, которой Бог оказал непосредственную помощь во время нужды[1344]. Именно по воле Бога было найдено подходящее место для переправы через реку Сомму; и по его же воле был вынесен "божественный приговор" французам при Азенкуре[1345]. Бог ответил на мольбы, в частности, Девы Марии, покровительницы Англии, и в праздник Успения которой (15 августа 1416 г.) была одержана морская победа над французами и их союзниками[1346]. С Девой Марией был тесно связан Святой Георгий, военный покровитель Англии и любимый символ национального самосознания, который вместе с Богом обеспечил поражение французов при Азенкуре,[1347] что позволило ему получить признание "особого покровителя и защитника английской нации" от архиепископа Чичеле в 1416 г.[1348]

Восторженный прием Генриха и его армии в Лондоне был описан автором Gesta как неотъемлемая часть его работы, дополняющая успех, недавно завоеванный во Франции. Эти события можно рассматривать более чем в одном историческом контексте. Возможно, они черпали вдохновение в древних традициях военных триумфов, даруемых победителям в битве[1349]. В правление Эдуарда I проводились триумфальные торжества в честь победы над шотландцами при Фалькирке в 1297 году; после битвы при Пуатье в 1356 году Черный принц вернулся домой с пленными и был удостоен бурного приема[1350]. В событиях, произошедших в Лондоне 23 ноября 1415 года, было много от этого. Другим, более поздним контекстом был официальный въезд монарха в столицу или другие важные города своего королевства — практика с очень точным политическим подтекстом, поскольку она позволяла королю установить свою власть над городом и и показать себя в условиях и обстоятельствах, которые подчеркивали внешние атрибуты монархии[1351]. Ричард II совершил два таких символических въезда в Лондон, первый в 1377 году (относительно простое дело), второй (гораздо более сложный), когда он примирился с населением столицы в 1392 году[1352].

Торжества 1415 года имели характер обеих этих форм церемоний. Ричард II, по-видимому, был первым, кто дважды за время своего правления удостоился такого приема. Однако есть признаки того, что он мог быть не последним. Мы почти ничего не знаем о коронации Генриха V, но в современных отчетах упоминается "раскрашенная и украшенная" арка, которая должна была быть установлена на Лондонском мосту, а также оплата других работ и предоставление хора певцов для дня коронации[1353]. Было ли это частью церемонии или частью более формального "въезда" в Лондон, связанного с этим событием? Определить это практически невозможно. Однако ясно, что прием в ноябре 1415 года был не просто формальным "въездом", хотя сравнение рассказа, содержащегося в Gesta, с рассказом о въезде Ричарда в 1392 году показывает некоторые общие моменты в символизме, использованном в обоих случаях. В 1415 году акцент должен был быть сделан на двух вещах. Лондон хотел, чтобы его ассоциировали с недавними успехами во Франции, успехами, которые стали возможны благодаря крупным займам, которые город предоставил королю за последний год или около того. Лондон также хотел почтить победителя при Арфлере и Азенкуре и донести до людей мысль о том, что Генрих также зависел от божественной помощи в тех успехах, которых он добился.