Genyi_Zhiznetvorchestva

иных неврастеников. Известно, что при некоторых заболеваниях нервной системы

больной, хотя ни один из его органов сам по себе не поражен, увязает в некоей

неспособности чего-либо желать, словно в глубокой колее, не может сам из нее

выбраться и, в конце концов, погиб бы, если бы ему не протянули сильную и

спасительную руку… В той мере, в какой чтение есть посвящение, волшебный ключ,

открывающий нам в глубине нас самих дверь обителей, куда мы иначе не сумели бы

проникнуть, оно играет целительную роль в нашей жизни".

70

Все вышесказанное ясно дает понять, что тандем "литература – психо (-логия) (-

терапия)" представляет собой именно то единство, в котором существование одного

оказывается невозможным без существования другого.

Нет такой литературы (не зависимо от жанра и стиля – будь то проза, драматургия

или же поэзия, "классицизм", "реализм" или самый неистовый "авангардизм"), которая,

по сути, не была бы терапевтичной и не обладала бы психологичностью в розановском

видении.

Нет такой психотерапии, которая ни строилась бы по законам создания текста.

Даже безмолвное "лечение пассами" насквозь драматургично. Любая психотерапия

имеет свой сюжет, свое приключение и, таким образом, как и поэзия, представляет

собой "езду в незнаемое".

Поэзия как Сюр-Терапия

Почему – Терапия?

Мы привыкли к тому, что данное слово несет в себе кафельный отблеск

больничных стен. Однако исторически толкование его содержит, несомненно, более

разветвленное и насыщенное пространство значений.

Слово происходит от греческого trherapeo – «служу», «забочусь», а не только

«лечу». Соответственно, therapeutes – «пекущийся», «заботящийся». В древности

Терапевтами называли отшельников, исполнявших священные гимны.

Сюр – проистекает от французского sur – «над».

В то же время на латыни в одном из значений приставка sur указывает на

местонахождение внутри.

Стало быть, понятия «над» и «внутри» органически воссоединяются в целостный

смысловой контекст.

Оно и понятно – разве небеса, которые над нами, не внутри нас?

И разве не через погружение в себя мы поднимаемся над собой?

Выходит, что знаменитый до привычности сюрреализм раскрывается не только как

то, что над реальностью, но и то, что внутри реальности, в реальности.

Впрочем, как мы выяснили, это одно и то же.

Следовательно, «Сюр Терапия» – буквально переводится и как «Над заботой», и

как "В служении".

71

Из истории жизни

Когда меня спрашивают о том, какие события своей жизни я считаю наиболее

достопамятными, я, не задумываясь, выделяю два из них, не смотря на мою достаточно

насыщенную различными перипетиями и приключениями биографию.

Первое относится к двенадцатилетнему возрасту.

Я простудился.

К радости моей, это давало мне возможность на вполне, что называется, законных

основаниях пропускать школу. К огорчению же, я был, лишен удовольствия гулять.

И вот - во время моего пребывания в условиях домашнего режима, в некое

солнечное мартовское утро я слоняюсь по квартире, в очередной раз заглядываю в

недра книжного шкафа – просто так, безо всякого конкретного намерения. Без

намерения – потому, что все детективы, приключения, сказки и вожделенная

"Анжелика" были прочитаны и даже перечитаны. Я наугад вытягиваю пухлый том в

зеленой суперобложке – жизнеописание Пушкина.

Без особого энтузиазма я раскрыл книгу и начал читать. И опомнился лишь, когда в

форточку уже заглядывали мартовские сумерки.

То, что со мной произошло тогда - взломало весь стереотип всего моего

предыдущего существования.

Едва перетерпев ночь – время, когда читать мне не позволялось, я снова схватил

раскрытую книгу, и за оставшийся день ее поглотил, взвинченный, взбудораженный и

вдохновленный.

А на следующий день разлинованная ученическая тетрадка уже испытывала натиск

первых беспомощных виршей собственного моего приготовления. Без ложного стыда

приведу единственный запомнившийся отрывок:

"Я опять в кабинетной тиши,

я опять вне событий.

Что-то важное снова решил,

но оставил без исполнителя".

Я стал играть в поэта.

Без устали кропал строчки, а перед зеркалом упражнялся в формировании особого,

возвышенно-отрешенного взгляда. И это была самая интересная игра из тех, которыми

я успел развлечься за свой двенадцатилетний век.

Жизнь моя переменилась кардинальным образом во всех направлениях, и в

частности, в вопросах школьной успеваемости. До сего момента я не был не то, что

хорошим учеником, включая и графу по поведению - я даже не был средним учеником.

Единственное исключение составляла физкультура, по которой я шел со стабильной

пятеркой и призовыми грамотами за победы в школьных соревнованиях. Но,