В эмиграции эта теория получила логическое завершение. Так, в своей статье «Экономические планы большевиков в оценке буржуазного сознания» (Прага, февраль 1922 г.), которая не была опубликована из-за резких возражений П. Б. Струве, Савицкий утверждал, что «если большевикам суждены хозяйственные успехи, если экономическая жизнь России действительно начнет восстанавливаться при них, это значит, что, сознательно или несознательно, на практике они отказываются от тех хозяйственных принципов, во имя которых они первоначально выступили, и прибегают к началам, формулированным «вульгарными», «буржуазными» экономистами»: к различению хозяйствующих трудящихся-субъектов по степени их личной хозяйственной годности, к установлению связи между хозяйственной деятельностью индивида и ее результатом, связи, которая находит свое завершение в институте собственности»[751]
.Савицкий считал, что России «органично» присуща модель смешанной экономики или «экономики третьего пути», которая, по его мнению, опиралась на формы хозяйствования, укоренившихся в истории евразийских народов. Рациональность и обоснованность такой организации экономической системы объяснялась также тем, что экономическое всевластие государства опасно, поскольку «государственная воля» представлена решениями конкретных лиц партийного аппарата[752]
. Поэтому план должен быть ограничен «допущением известной меры частной самодеятельности», но ни в коем случае «не нарушающей порядков и навыков государственного хозяйства»[753]. По мнению евразийского экономиста, прежде всего, это касалось области промышленного развития российского месторазвития: «существование в России в довоенное время значительной казенной промышленности являлось одним из признаков своеобразия России-Евразии, так как во многих других странах соответствующие потребности удовлетворялись частными, а не государственными заводами»[754].Таким образом, в качестве «аксиомы экономического мышления евразийцев» утверждалась своеобразная «плановая государственно-частная система хозяйства» с преобладанием государственного начала, действующего через рынок. Отношения между государственным и частным секторами здесь должны были урегулироваться следующим образом: «Каждый собственник, не исполняющий своих обязанностей перед государством, может быть лишен собственности (с частичным возмещением или без возмещения, в зависимости от характера нарушения)»[755]
.Это суждение базировалось на представлении о закономерности принципа «хозяинодержавия» в экономической жизни месторазвития. Он выводился из области геософии и распространялся на экономическую теорию евразийцев. «Сама Россия, – писал Савицкий, – как особый исторический мир есть своего рода личность, (…) в личности видим мы средоточие хозяйства, и не марксова «экспроприация», но «хозяйское ценение хозяйства» есть для нас основной факт экономической сферы. Только личность может быть держателем государства…»[756]
. Таким образом, система хозяинодержавия опиралась на «хозяина-личность».Важно отметить, что при построении данной экономической модели применительно к советской действительности 20-30-х гг., Савицкий брал за основу некие идеалистические, «метафизические» представления о «хозяине-личности», который направляет свою деятельность исключительно на получение наибольшей прибыли через «выжимание» ее из человека, лошади, земли и т. д., а ставит помимо цели получения дохода еще одну «самостоятельную цель – сохранение, повышение порядка и качественности обнимаемых рамкой хозяйства скотов и вещей…»[757]
. Такой порядок, по мнению евразийского экономиста, должен стимулировать мотивацию труда.Как видно, эти положения перекликаются с идеей сторонника сильной империи П. А. Столыпина делать ставку на сильного трудолюбивого крестьянина-собственника.