Веря в приоритетность «частнособственнических инстинктов» русского крестьянства, Савицкий подчеркивал, что интересы колхозников все равно будут «стихийно устремляться в сторону хотя бы и карликового, но «индивидуального», «приусадебного» хозяйства»[758]
. Эффективность такой формы, по мнению евразийского экономиста, выражалась, в частности, в гораздо большем доходе прежних единоличников (здесь имелись ввиду, прежде всего, кулаки) по сравнению с доходами колхозников первой половины 30-х годов[759]. Распространение мелких частных сельскохозяйственных предприятий, розничной частной торговли в деревне, по мысли Савицкого, может позитивно отразиться на функционировании крупного «обобществленного» хозяйства, составив ему конкуренцию, и держать его, таким образом, в «постоянном творческом напряжении, не давать ему распускаться», что будет обеспечивать права личности «лучше, чем любые торжественные декларации», поскольку сохраняется свобода выбора хозяйственных форм[760]. Государство же при помощи ценовой, налоговой политики должно будет обеспечить включение мелкого производства, «не подрывая автономности отдельной хозяйственной единицы», в общий плановый замысел. Таким образом, «через посредство плана хаос индивидуальных усилий пронизывается космосом общего дела»[761].В коллективной работе «Евразийство. Формулировка 1927 г.», большая часть которой была написана Савицким, в разделе «Земельное дело» утверждалось, что евразийцы «требуют установления личной собственности на землю (…) в функциональном понимании этой собственности. Евразийцы отстаивают обеспечение свободы хозяйственного самоопределения крестьян (землевладельцев) (…). Крестьянские хозяйства, самоопределяющиеся в пользу общинного порядка, остаются при существующем способе землепользования. Евразийцы считают необходимым проведение мероприятий по широкому распространению в их среде (…) кооперативно-аграрных улучшений (выделено мной –
В этой связи, положительно оценивая цели коллективизации, намеченные Советским руководством, Савицкий категорически не одобрял способа ее проведения до 1931 года. Речь шла не столько об «эксцессе принудительности», сколько о «разрушительной» «уравнительной» ставке на «едоков», нажиме на «потребительские инстинкты крестьянства»[764]
, что нарушало принцип «хозяинодержавия». Евразийский теоретик полагал, что «плачевные результаты» данной политики – следствие «безумного» отрицания советскими экономистами действия «закона малых величин» в небольших хозяйствах. Тогда, «в наиболее лихорадочные моменты «сплошной коллективизации», по мнению Петра Николаевича, предпринимались попытки распространить его в сельскохозяйственной области, что «немедленно порождало необходимость «легализации» также и мелкого предпринимательства в виде «добавочного», «усадебного» хозяйства колхозников»[765]. Здесь имелся ввиду переход к некоторой экономической либерализации в политике советского руководства 1932 года, «на подступах к нео-нэпу», когда были приняты постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывании колхозной торговли хлебом» и «О плане скотозаготовок и о мясной торговле колхозников и единоличных крестьян» и «О революционной законности». Последнее («О революционной законности») определялось как возвращение в правовое поле начала 1920-х годов, поскольку и колхозы (1932 г.), и крестьяне-собственники (1921 г.) являлись в некоторой степени автономными хозяйственными субъектами, не совпадающими с властью[766].Савицкий был убежден, что подобный шаг – следствие того, что «коммунистическая власть убедилась в невозможности справиться с положением в стране без апелляции к частному хозяйственному началу, к производственной активности мелких производителей», но, несмотря на относительную легализацию рынка, нарождающиеся в СССР формы частно-хозяйственного оборота совпадали с «явлениями средневекового городского хозяйства», когда осуществляется непосредственный сбыт продуктов производителя к потребителю[767]
.Таким образом, получался «своеобразный «полу-нэп, сочетающийся с режимом «полу-террора», когда определенные, по мнению Савицкого, вынужденные послабления крестьянству сочетались с «беспощадным преследованием скупщиков»[768]
. При таком «рыночным дуализме», по прогнозам Петра Николаевича, должен был все же рано или поздно победить свободный рынок. Эта уверенность подкреплялась изменениями в экономическом курсе СССР, с переходом власти с 1931 года[769] к «ставке на сильных», ударников, к «единственному социалистическому способу распределения дохода по труду (с учетом его качества и количества), что создаст материальную заинтересованность трудящегося в размере оплаты его труда»[770].