Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

Однако потом мы еще раз зашли, стали общаться, и все постепенно наладилось. Причины, думаю, в следующем. Во-первых, я фанат группы «Кино». Георгий это чувствовал, знал и уважал. А во-вторых, я петербурженка, и Георгий знал мою любовь к Петербургу (мы часто гуляли по городу, уже когда подружились). Общие какие-то предпочтения тоже имели свое место – даже в музыке. Как оказалось позже, Дэвида Боуи он любил, просто хотел меня попугать немножко! У нас совпадали эстетические предпочтения, моя деликатность ему нравилась, потому что он терпеть не мог хамства. Часто бывают галеристы напористые, деловые, а ему нравилось, что, когда я открыла галерею, я содержала ее как меценат».

Роберт Сюндюков:

«Можно сказать, что на Садовой у Георгия была первая такая «собственная» мастерская, повторюсь – не сквот, а мастерская, за которую он вполне официально платил деньги и которую он уже хотел как-то декорировать под себя, благо и финансовые возможности появились. Он начал собирать предметы для мастерской, он вообще считал, что мастерская – это, в принципе, еще и некий шоу-рум, поэтому все должно быть в нем круто по максимуму, и мы с ним начали продумывать и осуществлять всю эту теорию, ну и золото к золоту, конечно. Но и тут утилитарный момент тоже присутствовал: если у человека обширный гардероб, то, разумеется, нужны и большие красивые шкафы для красивых же нарядов. И для гостиной, где бывает много красивых людей, – и столы красивые, и стулья, и все прочее – тоже, соответственно. Но у нас была и еще одна задача, может, это несколько высокопарно звучит, но тем не менее: сохранять, спасать по возможности культурное наследие нашего города. Мы не просто тупо ходили по антикварным салонам и покупали готовые предметы. Нет, гораздо больше нас вдохновляла идея найти именно неотреставрированный старинный предмет, который надо было просто спасти, буквально воссоздать его из «руин», дать ему новую жизнь. Это отдельная история, но получилось вроде, «по свидетельствам современников», очень даже неплохо… К Георгию даже все время ломились какие-то люди из гламурных журналов – пытались договориться хоть на какую-нибудь фотосессию. Георгий иногда и соглашался на «бартер», например, с каким-нибудь модным домом. В общем, в двух словах, Георгий не то чтобы особенно, как-то нарочито стремился, чтобы гостиная в его квартире – тире мастерской – была еще и самым модным петербургским салоном, но именно так оно само собой у него и получалось. Конечно, это от его вкуса шло – у него вкус был безупречный. И он не был каким-то упертым коллекционером чего-то определенного. То есть если ему нравилась какая-нибудь красивая вещь – он хотел ею обладать. Наверное, об этом все рассказывают, но если он видел какую-нибудь вещь – ботинки или галстук… или шляпные коробки, да все что угодно – и если он не знал, какую именно вещь выбрать, то он всегда сразу покупал и ту, и другую. Поэтому Георгия очень любили все продавцы в разных бутиках, они с ума от него сходили. Ну, и на рынках то же самое, просто тонны можно сказать всяких фруктов и овощей у него потом были рассыпаны по всем столам, весьма живописно. Он очень любил тратить деньги. Надо понимать, что семьи у него своей не было (я не говорю про родственников сейчас, маму и сестер, а про пресловутую ячейку общества), поэтому все его друзья – как бы близкие, не просто знакомые, а именно друзья – и были его семьей. И Георгий очень за всех переживал, заботился и никогда не отпускал всех сразу – должен был кто-то остаться с ним. Не разрешал, чтобы все кучей ушли, надели свою одежду и свалили – всегда кто-то должен был остаться. Он любил развлечься.

Известно же, что в сквоте на Ваське не было отопления, а он грел кирпичи на электроплитке и, чтобы ночью не околеть, горячими их клал себе в кровать. Я считаю, что это подвиг гражданский, художественный. Там был настоящий сквот, а вот этот, на Литейном, да и на Садовой, повторюсь, как бы уже не сквот, а совсем другая тема. Счетчик, ЖЭК и прочее… Кстати, у Георгия на Садовой была тарелка со спутниковым телефоном, который стоил кучу денег, а люди видели как бы домашний телефон (сама-то тарелка была на крыше где-то), и все хотели с него позвонить. А тогда же сотовая связь дорогая была, и Георгий – у него была какая-то иерархия – говорил, кто может с него звонить, а кто нет. Он не был жадным, конечно, но считал, что люди, вообще-то, могут звонить со своих сотовых телефонов. И были какие-то астрономические счета. Ну, он никогда не экономил ни на электричестве, ни на воде, вообще ни на чем, разве что он очень любил всяческий VIP-дисконт… У него всегда горел свет, свечи еще горели – он очень любил свечное освещение. Вообще, Георгий любил огонь, камины всякие, печки. Намерзся, сразу видно, по этим сквотам и всегда очень ценил печки. Да и это теперь уже тоже легенда. О нем так не расскажешь в двух словах…»