«С Георгием нас познакомила Ирена Куксенайте, наверное, в 98-м или 99-м году. Она «порекомендовала» Георгия и сказала, что мы подружимся. Так, в принципе, и получилось. Я ей очень благодарен… Они очень дружили, кстати. Это была такая безупречная парочка. Если они появлялись вместе, то всегда dressed to kill, как говорится, – высокие, красивые. Хорошая, органичная пара, absolutely fabulous
, конечно… В общем, я рад, что она нас познакомила. Только вот не помню, познакомила она нас вначале с Тимуром Новиковым или с Георгием. Не помню… Георгий позвонил по телефону и сказал что-то вроде: «Здравствуйте, я – художник Георгий Гурьянов. Мне ваш телефон дала Ирена. Хотел бы пообщаться». Я, конечно, ужасно обрадовался! Это был один из моих кумиров. Конечно, я узнал его, это же такая известная личность была. Еще такой был момент: мой близкий друг Геннадий Епейкин, кудесник звука, работал у группы «Кино» звукорежиссером в последние годы. Конечно, я тогда ходил на все их концерты, какие мог. Это была закрытая очень каста – группа «Кино» и компания, – которая отвергала панибратство, хамство, весь этот нездоровый фанатизм. Разумеется, они всего этого, как могли, избегали. Мне нравилась эта дистанция, и, когда Георгий вот так появился, сам позвонил – я был впечатлен, конечно, очень сильно. Был наслышан о нем как о человеке строгих нравов, денди, «законодателе моды». Я пригласил его в свою мастерскую, теперь уже многим известную, на проспекте Обуховской обороны, и предупредил, что по пути, на площади Александра Невского, могут быть просто ужасные пробки, там как раз что-то рыли, как обычно. И он, хорошо зная этот район («Кино» играли не раз в близлежащем ДК Невский, да и в «Крупе» наверняка тоже) и правильно оценив возможную ситуацию, приехал на метро, и я его встретил как раз на выходе с эскалатора. И, как выяснилось, к тому времени он отверг все эти мирские хлопоты вроде обладания собственным автомобилем и перемещался на такси, ну или «автолюбители» выручали.А потом он открещивался, кстати, что это он первым ко мне в реставрационную мастерскую приехал. Убеждал, что это я к нему приехал первый, мол, он бы не снизошел до того, чтобы поехать к незнакомому человеку. Но я-то помню. Как раз была весна, как в песне: «весна, я люблю весну…», – не помню, правда, какого года, но до так называемого Миллениума. Я его узнал, конечно, сразу: высокий, красивый джентльмен, безупречный среди этого балагана. Так вот, он пришел ко мне в мастерскую, и ему все очень понравилось, так как он любил красивые вещи, а у нас реставрационная мастерская – антиквариат, все красивое, старинное, подобранное со вкусом. (Там же он и «добыл», кстати, свое первое «гурьяновское» большое напольное зеркало в резной золоченой раме.) Георгий Константинович вообще ценил все красивое, и предметы, и людей. Красоту, молодость, талант. И все красивое само к нему тоже тянулось, то есть вокруг него всегда были в основном красивые, интересные люди.