Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство»

«Я показала его работы на «Арт-Москве». Это был 2002-й год. Наш стенд оценили представители ярмарки Арт Форум Берлин, и мы поехали в Германию. Я повезла на выставку работы Георгия Гурьянова и металлические объекты Сергея Сергеева. Фотографии нашего стенда попали во все печатные издания – такое впечатление на всех он произвел! На мой взгляд, вся ярмарка была весьма слабой. Было много актуального искусства в виде видеоарта, инсталляций, а живопись была очень невыразительной. А тут – Гурьянов. Всем критикам он ужасно понравился: «Новый Веласкес!» Зрители останавливались у нашего стенда – настолько то, что мы показали, было мощно, свежо и современно! Когда мы сделали экспозицию, я посмотрела стенды других галерей, в том числе и стоимость работ – живописи дешевле 10 000 евро не было, и я предложила Георгию поставить стоимость работы в 20 000 евро. Было понятно, что вряд ли кто-то купит, так как если ты едешь на ярмарку, то там нужно уже иметь своих коллекционеров – случайные покупки очень редки. Для нашей галереи это был скорее пиар, выход на европейский уровень. Я понимала, что вряд ли мы что-то продадим, и решила хотя бы обозначить достойные цены работам. Художники меня поддержали, хотя коллеги-галеристы не рекомендовали этого делать, чтобы потом не пришлось при отсутствии продаж цену понижать. Самое интересное – это сработало! Хотя продаж не было ни у нас, ни у других русских галерей (в Европе была плохая экономическая ситуация, и выставка в целом в финансовом плане была провальной), но через полгода ко мне в галерею обратился один коллекционер и купил работу Сергеева. И Гурьянов работы тоже продавал уже по новым ценам, которые постепенно росли. Я считаю, что те цены, которые сейчас есть на работы Гурьянова, – абсолютно адекватны его творчеству, его индивидуальности».

Андрей Хлобыстин:

«Относительно знаменитого зеленого пальто Гурьянова… Я делал выставку «Запахи деятелей СПб культуры» в ПаиБНИ на Пушкинской, 10(2002 год. – Примеч. авт.) и собирал личные вещи. Когда обратился к Гурьянову, он предложил свое пальто работы Кости Гончарова. Когда выставка закончилась, он его подарил в архив».

Жоэль Бастенер:

«Георгий умел выдавать краткие категоричные суждения, потому что обладал способностью мгновенно схватывать и четко формулировать. Особенно сильно я стал ценить этот его дар после наших беглых парижских встреч в конце 90-х, когда он плотно работал с галеристкой Илоной Орел. То, что он не источал потоки слов, не мешало ему обладать свойственной многим болтунам ярчайшей фантазией и жесткими эстетическими императивами. Именно в этом балансировании обретала границы его свобода. Он старался ради нее ничем не жертвовать и уж точно не был готов жертвовать свободой самовыражения, поэтому и оказался одним из первых в России геев, который открыто расписался в своей гомосексуальности. Немного было в то время людей, способных, легко пожимая плечами, отмести молчаливое требование социума заводить семью и рожать детей.

Но что такое честь, как не верность самому себе? И разве достоинство не есть выражение подобной верности? Помнится, Оруэлл определял настоящих людей по их отношению к «приличиям», по границам допустимого и отказу от недопустимого. И кто может оспорить потрясающие честь и достоинство, которые сквозили в каждом слове и каждом жесте Георгия Гурьянова?

Нет слов, чтобы описать наслаждение, которое доставляло мне это осознание. Осенью 2003 года, в первые недели моего назначения в Москву в качестве атташе по культуре французского посольства, я отправился в Питер, чтобы познакомиться с руководителями двух музеев международного класса. Свой первый питерский вечер я провел, разумеется, у Георгия. Будут впоследствии и другие вечера, но было их слишком мало…»

Ольга Остерберг:

«Георгий не любил куда-либо ходить или с кем-то встречаться, если это были не интересные ему мероприятия и люди – он не любил тратить время зря. Очень часто Георгия упрекали, что он был груб, был снобом, со многими был надменен. Я могу сказать, что была свидетелем тому, как Георгий несколько раз выгонял из мастерской людей достаточно жестко, мог и по «физиономии съездить», но сколько бы ни было таких случаев при мне – это всегда было справедливо! Он не терпел хамства, не терпел грубости и очень чувствовал людей – поэтому с коллекционерами так бывало: они были готовы купить работу, но Георгий мог отказать и просто выгнать. Он мог не продать работу коллекционеру просто потому, что тот, по его мнению, был хам! Он всегда был прав – по крайней мере по моим наблюдениям».

Роберт Сюндюков: