Читаем Геракл полностью

Вдруг одна мысль мелькнула у Геракла. По дороге сюда он видел странное дерево, крепкое от корня, но затем раздвоившееся.

Быстрее лани понесся Геракл. Вот и заветное дерево. Стоит, шелестя двумя кронами. Меж раздвоившихся стволов проскользнул Геракл, а вепрь, с размаху последовавший за добычей, в горячке сунулся следом. Но больно жирен был хищный вепрь, слишком долго он сладко ел и крепко спал — застрял вепрь. Ни туда, ни сюда не сдвинуть стиснутые стволами бока. Взревел вепрь. А Геракл лишь посмеивается:

— Будешь знать, как жрать на дармовщинку!

Из тонких и гибких лиан сплел Геракл прочную веревку, опутал ноги и морду вепря. Поднатужившись, взвалил добычу на спину и отправился обратно в Микены.

Долог путь — ерзает тяжелая туша вепря. Своим ревом пугает хищный вепрь окрестных жителей.

Издалека услыхал жуткий грохот царь Эврисфей — решил он, что это близится его погибель. Хуже позора была угроза бесценной жизни царя. Тень угрозы. Заметался царь, выискивая укрытие. И наконец приметил огромный чан, в который во время дождя собирали воду для хозяйских нужд. Чан был полон наполовину. Дохлые мухи и всякий сор плавали на мутной поверхности. Запах тухлой воды распространялся вокруг — служанки, занятые любовью, давно позабыли о чане, брошенном под открытым небом.

А рев и грохот приближался. Не стал колебаться Эврисфей — нырнул в чан, только ноздри да клок волос над поверхностью торчат.

Но заметил Геракл бегство трусливого царя. Захохотал:

Вот славное корыто для моего вепря! — и сделал вид, что наклоняет морду животного к мутной воде.

Ошалел от ужаса Эврисфей, увидев над собой огромную морду, украшенную кривыми клыками. Нырнул на дно, погружаясь. А Геракл лишь хохочет

Прими же скорей, царь, подарок!

Убери! Убери его отсюда! — взмолился, отфыркиваясь, Эврисфей, порядком наглотавшийся грязной смердящей воды

Геракл прищурился, махнул рукой: Так и быть! Эй, горожане, кто любит жареную свинину?

ПЯТЫЙ ПОДВИГ

Стимфальское озеро

Азан застонал, пытаясь высвободиться из-под груды наваленных тел. Чья-то синяя ступня упиралась в грудь юноше. Он ужом вывернулся и, помогая себе руками и коленями, начал выбираться наверх, отталкиваясь от мертвых тел.

Труды были мучительны, и Азан, совсем обессилевший от страшного лабиринта и пережитого ужаса, перевалился через край рва. Упал на песок, ткнувшись в землю носом. Свежевзрыхленный песок попал в рот, запорошил глаза. Со стоном Азан, потея, перевернулся на спину. Резкая боль прошила брюшину, отдаваясь в позвоночнике щемящим эхом. Азан стиснул зубы. Отдышался. Попытался подняться, опираясь о песок коленом, а потом пополз по пустыне, время от времени теряя сознание и впадая в забытье. Руководствовался по звездам, хотя замутненное сознание время от времени двоило изображение. Тогда Азан в слепом стремлении вернуться к людям прижимался щекой к земле и отдыхал на выстывшем за ночь песке.

Предвидь мы результаты своих деяний, не лучше ль было б остаться там, где нас бросила капризная судьба?

Но, считал юноша, о пережитом ужасе и еще одном странном видении надо было рассказать во что бы то ни стало.

Пустыня, казавшаяся из зеленой долины мертвым морем бескрайней желтизны, равнодушно жила своей шепотливой и шуршащей жизнью Ей не было дела до ползущего по песку человека, скорее похожего на гигантскую змею, елозящую по земле, но не теряющую направления.

Очередная передышка затянулась Ныла спина Коле ни и подушечки ладоней вспухли Но пуще всего беспокоила боль, время от времени перехватывающая живот и поясницу и отбирающая дыхание Память восстанавливала разрозненные картинки, складывая воедино калейдоскоп прошлых суток

Первое что вспомнил Азан, это духоту и густой привкус лета на губах. Отговорившись жарой, Азан упросил отца устроиться на ночь во дворе Отец сделал вид, что поверил оба знали причину, но незачем матери до времени знать, что ее мальчик, ее Азан давно принадлежит другой женщине.

Как насмешница Инара завладела мыслями Азана, парень понять не мог. Но стоило вертушке-капризнице пообещать юноше свидание, как Азан добровольно отдал себя на съедение ночной мошкаре Встала луна Азан побежал к кипарисовой рощице на краю селения Стройные свечи насмешливо перешептывались над головой Омерзительно трещали цикады. Азан переступал в нетерпении с ноги на ногу. Потом сидел, привалившись спиной к стволу. Видел, как мигнула и погасла первой звезда, предвещая скорый рассвет

Обманщица сладко спала дома! Азана стало клонить в сон. Он зевнул. Потянулся, с силой меся кулаками воздух над головой. Когда деревенский пастух засвиристел, собирая стадо, Азан, прячась в густых тенях крон, пробрался домой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Попаданцы / Документальное / Криминальный детектив / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука