Геракл

Я бы согласился, о царь, принять участие в соревновании лучников, если бы там участвовали не простые люди, а правители или высокородные, скажем, как ты или я…

Что? — побагровел царь. — Ты отказываешься от предложенной тебе чести? Ты говоришь, что ты ровня мне? Да кто ты такой?

Я сын Зевса! — спокойно ответил Геракл.

Это надо доказать! — возразил Эврит, противно кривя рот в улыбку.

Я не собираюсь ничего доказывать! — повысил голос Геракл. — В центральных землях Эллады меня и так все знают и верят мне на слово. Я не виноват, что в вашей провинции собрались такие недоверчивые люди…

Ты обхаиваешь нашу провинцию, невоспитанный гость. Удались же из моего дворца, ибо не приносит мне удовольствия созерцание лица твоего. Будь ты даже самим Зевсом!

Приятно было познакомиться! — раскланялся Геракл и повернулся, чтобы уйти.

Иолай двинулся следом за ним.

Подожди! — остановил Геракла возглас Эврит.

Силач обернулся.

Если передумаешь, — сказал Эврит. — Приходи на городскую площадь в полдень. Состязания будут проходить там.

Геракл скривился, кивнул и вышел из тронного зала.

Ифит, как только за Гераклом закрылась дверь, сорвался с места и закричал на отца, стуча себя кулаком по лбу:

О царь! Как ты мог так разговаривать с Гераклом? Как ты не понимаешь, что ты только что поссорился с тем, кто один мог бы заменить все твое войско?

Не надо так кричать, сын, — ответил Эврит. — Насколько я понял, с Гераклом мы еще не расстались. Его держит, и довольно крепко, вот эта, — он кивнул на дочь, — молодая особа!

Девушка при этих словах потупила взор.

Состязания в стрельбе из лука

Назавтра, в полдень, на центральной рыночной площади города раздались пронзительные голоса сразу трех рогов. Три глашатая в новых, ослепительно белых накидках, вовсю надували щеки, собирая народ, чтобы возвестить начало торжественного события. С самого утра на площади продавали и покупали, торговались, но теперь торговля уже спадала.

Начиналось время для разных забав и спортивных состязаний — до самого захода солнца.

На площади собралась толпа. Люди хотели послушать объявления глашатаев о порядке и условиях стрелкового состязания.

На состязание должны были собраться лучшие стрелки Греции. Откуда-то пополз слушок, что возможно участие самого Геракла.

Ведь это же надо — знаменитого Геракла! — изумлялись одни.

Но ведь о нем так давно ничего не было слышно! — возражали другие.

Когда глашатаи торжественно обвестили, что в сегодняшних состязаниях примет участие сам Эврит, народ разочарованно вздохнул.

Нет никакого интереса идти на соревнования лучников! — заявил один полный горожанин своему спутнику, который лениво обмахивался оливковой ветвью. — Теперь любой знает, что все призы достанутся самому царю! Ведь ему нет равных в стрельбе из лука!

Подожди, о Леокрофт! — ответил его собеседник. — Ведь мы еще не слышали, каков приз в этот раз!

Тут как раз глашатаи начали говорить о награде для победителя. В толпе зашикали: каждому хотелось знать, что ожидает самого меткого стрелка.

Глашатай сказал, что сиятельный царь Эврит обещает победителю руку своей дочери, прекрасной царевны Иолы. После этих его слов снова затрубили рога.

Вот это да! — закрутил головой полный горожанин. — Я и представить себе не мог такой награды!

Что, так и хочется принять участие в состязании? — поддел его спутник.

Леокрофт улыбнулся и ответил:

Нет, друг Перфит, стар я уже для таких забав… Ты — другое дело.

Нет, только подумай, — не унимался Перфит.;- Кому-то улыбнется счастье стать зятем самого Эврита!

Успокойся, юный мой друг, — тронул спутника за плечо Леокрофт. — Если тебя это так волнует, ты должен был тренироваться раньше!

Да, теперь поздно жалеть о том, чем мог заняться, да не занялся, — вздохнул Перфит. — Однако, постой!

Перфит выронил оливковую ветвь и схватил полного собеседника за руку.

Что такое? — удивленно поинтересовался тот.

Перфит не ответил. Он вдруг зашелся от смеха.

Он хохотал громко, долго и все никак не мог остановиться. Окружающие изумленно смотрели на смеющегося молодого человека.

Что с тобой? — обеспокоенно спросил Леокрофт спутника, согнувшегося в три погибели и держащегося за живот.

Ой! — сквозь приступы хохота ответил тот. — Ой, не могу!

Да что такое? Объясни толком!

Ой! Веселье, достойное самого Пана! Я представил, как царь Эврит отдает сам себе руку своей дочери!

Тем временем, люди на площадь все прибывали. В центре площади поставили дубовый стол, за который уселся человек с глиняной дощечкой в одной руке и тонкой оловянной палочкой в другой.

Смотрите! — зашептали в толпе. — Ведь он обучен грамоте!

К человеку один за другим начали подходить прославленные стрелки из лука, которые съехались на соревнование. Человек с глиняной дощечкой записывал их имена. Среди подходивших к столу оказался крепкий, но хромой и противный с виду оборванец в грязной накидке с капюшоном. Накидка скрывала его голову и плечи и опускалась почти до самых колен. На его плечах был лук, на поясе — колчан со стрелами.