Новый кабинет объединяла не только его социальная однородность, но и тесные социовоенные отношения, которые связывали его с Гинденбургом. «Когда мы давали присягу, – позже написал Браун, – создавалось впечатление, что президент абсолютно счастлив и доволен новым кабинетом. <…> Папен, Гейл, Эльц и я раньше служили в потсдамских гвардейских полках, Шлейхер служил в том же полку, что и Гинденбурги – отец и сын. Гюртнер был баварским артиллеристом, Нейрат был из вюртембергских драгун, а Корсиг – из померанских драгун». Как заметил Брахер, офицеры собрались вокруг своего генерала.
В политическом плане кабинет был не менее однородным. Руководствуясь предпочтениями Гинденбурга и своими собственными, Шлейхер собрал правительство, которое было непартийным в чисто техническом смысле – оно не было связано ни с одной партией напрямую. Но поскольку все его члены разделяли одинаковые взгляды – монархические, антидемократические, предпринимательские, – оно фактически было даже более партийным, чем правительство Брюнинга. Уклон кабинета вправо вовсе не говорил о том, что он будет полностью игнорировать нужды социал-демократов. Как было метко замечено, правительство Брюнинга было «государством над партиями». Правительство Папена оказалось «консервативным государством над партиями».
Благодаря своей односторонней ориентации на специфические социальные и политические интересы Гинденбурга новый кабинет почти не имел народной поддержки. Брюнинг мог рассчитывать, по крайней мере, на поддержку миллионов социал-демократов и центристов, и, хотя её всё равно было недостаточно для обеспечения большинства в рейхстаге, всё же их поддержка имела весьма полезный психологический эффект. А правительство Папена было обязано своим существованием только поддержке Гинденбурга. Этот фактор являлся чрезвычайно серьёзным, поскольку представлялось маловероятным, что маршал для поддержки правительства будет бросать свой авторитет на чашу весов чаще, чем он делал это до сих пор. Правительство Папена не состояло, как утверждают некоторые источники, из юнкеров. Только три его члена – Гейл, Браун и Корсиг – могли быть отнесены к таковым. Но явное преобладание аристократов не могло не обозлить нацию, которая, по большей части, презирала знать как класс и с пренебрежением относилась ко всем монархическим устремлениям. Для большинства немцев режим Папена стал отступлением к далёкому прошлому, куда они вовсе не стремились вернуться. Уже только поэтому нацисты не стали бы терпеть Папена долго, если хотели сохранить уважение своих сторонников. Но эти факты Шлейхер, как правило очень чувствительный к подобным вопросам, предпочёл проигнорировать. Даже критика таких дружественных средств массовой информации, как «Тат», не поколебала его уверенности в своей правоте.
Шлейхеру предстояло очень скоро убедиться, насколько ошибочными были его расчёты. Его переговоры с Гитлером, казалось дававшие ему уверенность в лояльном отношении к его планам, на деле оказались пустым звуком. Теперь Гитлер наотрез отказался считать обязательством своё обещание поддержать правительство Папена. Когда Папен заговорил о письменных обязательствах, ему был дан ответ, что отношение нацистской партии к правительству будет зависеть от отношения правительства к ней. Одновременно Папену напомнили, что его главной задачей является роспуск рейхстага, проведение новых выборов и восстановление полной свободы для «невероятно угнетённого национал-социалистического движения» в деле организации, пропаганды и демонстраций. Правда, гарантии того, что все эти меры обеспечат Папену поддержку нацистов, всё равно даны не были.
Одна за другой, все требуемые уступки были сделаны. Рейхстаг был распущен 4 июня, а 14 июня увидел свет второй декрет, отменявший запрет СС и СА, а также устранявший или изменявший другие ограничения. И хотя кабинет в точности исполнил требования нацистов, 6 июня Геббельс затеял острую полемику с новым канцлером, а 14 июня предпринял ещё одну атаку.
Только в одном правительство не уступило. К немалому недоумению и даже испугу нацистов, новые выборы откладывались до последнего – они были назначены на 31 июля. Правительство хотело выиграть время, чтобы впечатлить нацию конструктивными достижениями. «Правительство не даёт пустых обещаний, – гласило его официальное заявление. – Оно будет действовать и желает, чтобы о нём судили по конкретным действиям». С помощью серии быстрых успехов оно надеялось обойти нацистов. Планы правительства были необоснованно оптимистичными, но ясно, что большинству министров они таковыми не казались.