Для большинства характерным было сохранение старой средневековой кубической основы с наброшенным на нее покрывалом ренессанса
и раннего барокко: башни венчались луковичными или шатровыми киверами, четче прорисовывавалось деление на этажи, зримей проступали элементы настенного орнамента, скульптурно более богатыми выглядели порталы. Внутренние помещения, по меньшей мере парадные, раздвигали свое пространство и наполнялись светом. В некоторых случаях, как, например, в Гейдельберге или Нойбурге, видны даже элементы концептуального конфессионализма, смешанного с идеей богоизбранности Дома. Настенные граффити, фрески и скульптурное убранство более или менее последовательно возглашали принцип преданности вере, благодати правящего Дома и властителя. Большинство заимствований следовало из Италии, отчасти — из Нидерландов и Франции, причем, если позволяли средства — благодаря непосредственному участию иноземных итальянских или нидерландских мастеров.В то же время сохранялись явные черты традиционного, патриархального уклада: личные апартаменты, как правило, были удалены от парадных помещений, а покои женской половины строго изолированы от остальных, что неоднократно возглашалось в надворных уложениях. Типичной традицией, как показывают исследования Стефана Хоппе
, было наличие печного отопления в главных жилых помещениях (Stube) и отсутствие его в опочевальнях (Schlafkammer), а сами спальные помещения в отличие от французской традиции все еще хранили глубоко интимный характер, были недоступны для гостей и придворных чинов. Непременной частью всего комплекса оставалась княжеская капелла. В лютеранских резиденциях ее планировка и убранство восходила к типу капеллы в Торгау, построенной в 1542 г. и освященной самим Лютером. Имевшая в плане квадрат или вытянутый прямоугольник, капелла, как правило, располагала кафедрой на южной стороне, органом на западной и алтарными хорами с купелью. Таким образом унаследовалась не только средневековая традиция четкого деления на главный храмовый неф и алтарную часть, но и подчеркивалось литургическое значение главных таинств лютеранской традиции: причастия и крещения, пространственно изолированных от остальной части. Под влиянием реформационной доктрины менялась и сама алтарная композиция: нижний ярус, собственно пределлу, занимали сцены Тайной Вечери, центральная часть являла образ Распятого, а вверху помещалось изображение воскресшего или возносящегося Христа, часто в образе Спасителя (salvator mundi).TeM самым резко акцентировалась новозаветная традиция с исключительной силой христоцентризмом, с лаконично и емко преподанной «историей мира и обретения веры». Исключениями из общего правила выступали лишь земли Вюртемберга и эрнестинской Тюрингии, где алтарные изображения были упразднены ещё в ходе реформационной борьбы и в середине XVI в.
Архитектура княжеских резиденций XVI в. еще хранила средневековую кубическую основу с «наброшенными» на нее элементами ренессанса. Классический пример: резиденция Майнцского архиепископа Ашаффенбург
Дрезденский замок саксонских Веттинов. Перестроен в стиле ренессанса в середине XVI в.
Веймар. Резиденция эрнестинских герцогов с доминантой средневекого донжона
Кардинальные перемены начнут ощущаться лишь со второй половины XVII в. под воздействием французской дворцовой и садово-парковой традиции. Пока же большинство имперских князей средней и мелкой руки все еще предпочитали отсиживаться лишь в слегка измененных вкусом времени «отцовских» и «дедовских гнездах».
Увлеченность публичными мероприятиями, охотой, застольем, общением с собственным придворным штатом выступала неотъемлемой частью старой патриархальной культуры
, долженствовавшей показать единство князя и его подданных, собственное благополучие. Княжеская семья и двор все еще воспринимались нерасторжимым целым, единым пространством «общего Дома». Позднесредневековый уклад жизни оставался почти неизменным вплоть до второй половины XVII в. Влияние ведущих моделей придворной организации Европы — испано-бургундской, итальянской и французской — едва ли заметно ощущалось в покоях большинства княжеских резиденций. Лишь двор императора в правление Рудольфа II, а также резиденция мюнхенских Виттельсбахов испытали относительно сильное испанское воздействие.