Огромное значение имело созревшее в общественных умах представление о неизбежности опоры на сильные и авторитетные правительственные инстанции. Долгие годы войны, массовых лишений, постоянной нужды дискредитировали в глазах самых широких слоев населения старые представления о самоценности органов самоуправления, общинных институтов, традиционных гарантий, связанных со статусом человека. Спастись можно было лишь обретая приют под сенью более мощных и авторитетных правительственных институтов
. Речь не шла о разложении сословного самосознания, но мало-мальски сносную поддержку голодающие и изгнанные из насиженных мест крестьяне, горожане, разорившееся дворяне могли получить лишь от централизованной, стабильно функционирующей территориальной власти. Внушительные архивные фонды, богатая публицистика, памфлеты и листовки последних лет войны пестрели жалобами и призывами не столько к противоборствующим сторонам, не столько к имперскому суверену, сколько к собственным территориальным государям, на которых возлагалась последняя надежда обустроить более или менее сносное существование их подданных. Следствием стала растущая тяга к упорядоченной, четко работающей системе институтов власти. Подобно крестьянам или горожанам, получавшим шанс на благополучную жизнь лишь в тесной кооперации с их непосредственными господами, все сообщество подданных в конце концов должно было консолидироваться вокруг базовых правительственных структур. В этом смысле послевоенная эпоха подтверждает тезис Г. Острайха о росте социальной дисциплины в раннее Новое время. И. Бурхардт прекрасно показал развитие государствообразующих процессов под воздействием Тридцатилетней войны. Но социальная консолидация и усиление властных структур не означали еще коренной ломки, революции в развитии территориальной власти. Характерной становилась именно тенденция, но не внушительные качественные скачки. В данной связи можно выделить две специфически немецкие особенности: широкую общественную консолидацию вокруг базовых институтов власти при сохранении традиционной основы в деятельности самих этих институтов.В области теории
немецкая политология нашла после войны свой характерный стиль: она весьма деятельно разрабатывала тему отдельных отраслей власти. Истоки интереса к подобной теме, как уже говорилось, возникли еще в XVI в., Тридцати летняя война принципиально не изменила эту тенденцию, но она содействовала более ясной, более четкой прорисовке правовой компетенции властных институтов, их регламентации. Фигура самого властителя не стала более «суверенной» в смысле правового статуса: Вестфальский мир не превращал имперских князей в имперских «суверенов». Подданство имперскому престолу не ставилось под сомнение, ленная связь с императором и служебные обязательства сохраняли свое значение. Во множестве исторических, биографических и генеалогических трактатов послевоенного времени добродетели князей, проявленные на ниве имперской службы, занимали подчас центральное место. Но, с другой стороны, в большей мере акцентировалась роль властителя в отношении со своими подданными, она все более приобретала величавый, «героический» окрас в духе барочной патетики. Князь выступал главной авторитетной фигурой для своих подданных, своеобразной конечной инстанцией, гарантировавшей мир и порядок в подвластных землях. Речь никоим образом не шла о формировании некой концепции «абсолютной власти», профиля «абсолютного монарха» в классическом понимании absolutus, т. е. властителя, стоявшего над законами. Напротив, утверждалась мысль о встречной ответственности государя и его подданных, воплощенной в поддержании порядка на основе традиционных институтов. Отсюда возникало желание как можно тщательнее определить принципы властного контроля, различные функции правительственных учреждений, отрасли управления.Так постепенно формировалось камералистское направление
в послевоенной общественной мысли. У истоков ее стояли крупные юристы, эксперты по финансово-административным вопросам, среди которых следует особенно отметить Файта Людвига фон Зекендорфа (1626–1692), советника герцога Саксен-Готского Эрнста Благочестивого, написавшего известный трактат «Немецкое княжеское государство» (1656). В этой книге, выдержавшей множество изданий и ставшей классическим пособием по организации т. н. «малых немецких государств», заключался своеобразный симбиоз прежних, весьма устойчивых патриархальных воззрений на власть государя и мысли о совершенствовании административного управления подвластными землями.