1. Прежде всего, сама концепция договора лежала в русле всемерного поддержания «земского мира
» в границах Империи. В этом смысле Аугсбургский мир выступал прямым продолжением и развитием «земского мира», учрежденного на Вормском реформационном рейхстаге 1495 г. и возведенного тогда в ранг имперского закона. Легитимация лютеранской конфессии в Аугсбурге ликвидировала главный источник внутриимперского раскола. Тем самым в 1555 г. была еще раз продемонстрирована воля сословных чинов к достижению общеимперского единства и лояльность Дому Габсбургов. В этом смысле весьма правомерным видится мнение г. Ангермайера, выстраивавшего важнейшие вехи реформационной истории по линии разрушения и воспроизводства системы и практики «земского мира».2. В число равноправных субъектов договора были включены сословные чины, представлявшие лютеранское вероисповедание, что означало и признание самой лютеранской конфессии
. Таким образом, договор заключался между католическими сословиями Империи и лютеранскими. При этом, однако, не были четко сформулированы критерии принадлежности именно к лютеранскому вероисповедаиию. Причиной этого были уже разраставшиеся на момент подписания мира острые разногласия между евангелическими богословами по вопросу истинности двух формул Аугсбургского вероисповедания: т. н. «неизменной», написанной Лютером в 1530 г. для диспута с католическими чипами на рейхстаге («Confessio Augustana invariata») и «измененной», опубликованной в 1540 г. в редакции Меланхтона («Confessio Augustana variata»). Текст Меланхтона существенно отличался по целому ряду пунктов от первой формулы, и это исключало возможность быстрого обретения компромисса. Поэтому по взаимному согласованию католиков и лютеран было принято решение разуметь под представителями евангелической конфессии лиц, исповедующих собственно Аугсбургскую формулу веры 1530 г. и «конфессионально родственных им членов» («Augsburgische Konfessionsverwandniss»). Эта последняя формулировка была призвана вместить в юридической дефиниции всю сложность протестантских течений, давая возможность подразумевать под «родственными членами» в том числе и сторонников меланхтоновской редакции 1540 г., имевшей общие тезисы с кальвинистской доктриной. Прочие протестантские вероисповедания — цвинглианская реформатская конфессия, кальвинистское вероисповедание на основе Женевского катехизиса, перекрещенцы, спиритуалисты — были выведены за рамки договора 1555 г. и на них действие этого соглашения не распространялось. Вместе с тем был создан роковой прецедент, позволявший впоследствии сторонникам кальвинизма или иначе реформатской церкви пытаться легитимировать свое место в системе Аугсбургского мира, ссылаясь на туманность формулировки «родственные члены Аугсбургской конфессии». Следствием этого становился неизбежный конфликт между менявшимися социально-религиозными реалиями и нормами 1555 г.3. С момента принятия договора полу чеши амнистию
все подданные Священной Империи, подвергшиеся наказанию по церковным и светским судам ввиду своей принадлежности к Аугсбургской конфессии. Одновременно прекращались все процессы по обвинению в ереси, а католические церковные власти утрачивали право духовной юрисдикции над лютеранами.4. Условиями договора всем непосредственным подданным императора Священной Империи, т. е. имперским сословиям, гарантировалось право свободного определения вероисповедания
. Таким образом обеспечивалась возможность перехода от католицизма в лютеранство и наоборот для каждого имперского чина. Это выступало дальнейшим развитием уже ранее фиксированных общеимперских положений начиная от Шпейерского рейхстага 1526 г. Тем самым запрещалось ущемление в правах любого имперского чина по признакам религиозной принадлежности. Вместе с тем негласно (в тексте договора об этом прямо не говорилось) санкционировалось право определения каждым имперским чином вероисповедания и порядка богослужения для своих подданных. С этим положением часто и ошибочно связывают якобы имевшее место возникновение в 1555 г. знаменитого принципа «cujus regio, ejus religio», «wessen Land, dessen Glaube» («чья страна, того и вера»). В юридическом значении этот принцип, негласно утвержденный в Аугсбурге, был сформулирован много позже, в 1576 г., грайфсвальдским юристом Иоахимом Стефани.