Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Последующая дискуссия развивалась в координатах, заданных Э. В. Цееденом. Вольфганг Райнхард сместил центр тяжести своих исследований на соотношение Контрреформации и «модернизации» раннего Нового времени. При всех противоречиях, свойственных католическим преобразованиям, не вызывает сомнения целенаправленность усилий на сохранение прочной иерархии и на достижение эффективной работы церковных структур. В политике церкви содержались элементы рационализма, которые постепенно складывались в цельный механизм административнодуховного контроля. И деятельность новых орденов (иезуиты и капуцины), и подвижничество многих представителей средних эшелонов церкви (епископы и аббаты) на ниве административного и пасторского служения, наконец, руководящие, чуждые половинчатости и жестко ориентированные на защиту церковной организации и догмы решения Тридента, подкрепленные энергичными усилиями реформационных пап, имели важные последствия для формирования повседневности католической паствы. В. Райнхард, выстраивая свой тезис в контексте теории «роста социальной дисциплины» Г. Острайха, склонен оптимистично оценивать результаты католических преобразований. В последующих работах, особенно в своей программной статье «Принуждение к конфессионализации?», он вообще отказался признавать сколь-нибудь убедительную разницу в социальном смысле между протестантской Реформацией и католической Контрреформацией. Речь, по его мнению, может идти фактически о едином процессе социальных и духовных преобразований, начавшемся в 20-е гг. XVI в. и завершившемся лишь в первой половине века XVIII.

Тезисы В. Райнхарда во многом содействовали переносу проблемы Реформы и Контрреформации в плоскость католической конфессионализации. Хайнц Шиллинг, специально не исследуя отдельные стороны процесса, однако, со всей решительностью подчеркнул общественную и религиозную «полифункциональность» тридентского католицизма: подобно евангелической конфессии или кальвинизму, реформированный католицизм имел будущее лишь в социальной среде, мощно влияя на нее и сам преображаясь под ее обратным воздействием. Преуменьшая в отличие от В. Райнхарда вклад контрреформационного католицизма в общественную перестройку, X. Шиллинг, впрочем, выступил энергичным сторонником самого понятия католической конфессионализации. Генрих Лутц, подводя итоги дискуссии, справедливо указал на наметившееся вытеснение состарившейся двойной терминологии X. Йедина новым определением — «католическая конфессионализация», хотя лично для Г. Лутца вопрос виделся все еще открытым. Сам он представлял католическую Реформу как непосредственно переходившую в Контрреформацию (в созвучии с формулировкой X. Йедина) «в смысле употребления оставшихся религиозных сил и политических средств в борьбе с новшествами протестантизма» [Lutz, R.G. S. 66]. Отмечая особенности немецкого пути обновленного католицизма, Г. Лутц усматривал много точек соприкосновения с евангелическим движением в культурной (гуманистическая традиция школьного образования, схоластическое и аристотелевское наследие в университетах) и в политической сферах (вынужденные союзы имперской лютеранской элиты с католическими князьями во благо общеимперских ценностей и против радикализма кальвинистов: «лучше быть с папистами, чем с кальвинистами», «в политике нам должно быть папистами»). В области культуры и религии имелся «скорее общий фронт против перспективных духовных начинаний (в частности, против антиаристотелевской философии французского кальвиниста Пьера Раме (1515–1572), против картины мира по Копернику и т. д.)» [Lutz, R.G. S. 72]. Не отрицая традиционную хронологию X. Йедина, Г. Лутц в социальном истолковании Контрреформации стоит ближе к X. Шиллингу и В. Райнхарду.