Важным звеном, опросредующим догму и популярное сознание, так же как и в евангелической Германии, стали догматические руководства, главным из которых был Гейдельбергский катехизис
Захария Урсина. Почти во всех пунктах он согласовывался с Женевским катехизисом Кальвина, исключая лишь положение о предопределении, о котором не было сказано ничего. Как и в женевской церкви, акцент ставился на примате всего Писания в совокупности всех его частей, и в согласии же с Женевой толковались таинства и связанные с ними вопросы христологии. Пфальцский катехизис был принят впоследствии в Нассау-Дилленбурге, в Зольм-Браунфельсе, в графстве Вид, княжестве Ангальт-Бернбург. В других владениях руководствовались во многом схожими положениями (Гессен-Кассель, Бранденбург — «Исповедание курфюрста Иоганна Сигизмунда» (Confessio Sigismundi)).Богослужение
и практическая религиозная деятельность общин регулировались, так же как и в евангелических княжествах, особыми распорядками. Вновь во многом образцовым для подражания стало пфальцское Церковное уложения 1563 г. и верхнепфальцский Мандат о церемониях от 15 января 1567 г. Согласно им упразднялось прежнее облачение священников, вводился запрет на экзерцизм и резко — до неузнаваемости — модифицировалась месса: исчезло многое из того, что было оставлено Лютером от старой обедни, остались лишь пение псалмов и молитвы, превращавшие литургию в хоровую композицию. Кроме того, из церквей были удалены последние напоминания о католическом культе: свечи, орган, алтарные образа. Храм в реформатской Германии окончательно лишился ореола святости, став простым молельным домом. В повседневной жизни строгие предписания касались соблюдения декалога вкупе с Ветхим Заветом, чтения молитв и духовных гимнов, поддержания высокой нравственности.В Нижнем Пфальце нововведения осуществлялись в весьма жестких формах, обнаруживая общее с традициями католической Контрреформации и лютеранской ортодоксии, когда неугодные начальству и просто несогласные с Гейдельбергом лютеранские священники изгонялись из страны, а ослушники отлучались от общины.
Резонанс был особенно велик, ибо в Пфальце, несмотря на позднее принятие Реформации, лютеране обладали сильными позициями. Прибежищем лютеранства становится Верхний Пфальц с центром в Амберге. В 1564 г. был издан дисциплинарный устав для всех общин Пфальца, предусматривавший строгое следование Библии в повседневности и суровые формы наказания (отлучение от причастия, запрет быть восприемником от купели в случае нарушения церковных треб).
В итоге при всех успехах или неудачах реформатской конфессионализации в различных ее проявлениях наблюдается общая устойчивая и признанная большинством историков линия на тесное партнерство духовной и светской власти. Потому, если влияние кальвинизма на различные социальные сферы во многом еще остается неясным, то фактор «огосударствления
» реформатской церкви может считаться относительно признанным. Достаточно убедительные выводы по отдельным регионам, однако, не укладываются в единую концепцию политических последствий, слишком рознясь между собой. Ф. Пресс, обстоятельно изучив развитие Пфальца после 1563 г., особо подчеркнул губительные последствия кальвинистского курса для внутренней политики курфюрстов: старая дворянская клиентела, отказавшись признать кальвинизм, вышла из-под ленного патронажа Гейдельберга, разрушив всю вековую политическую систему курфюршества, что повлекло финансовый кризис и в конце концов — коллапс в Тридцатилетней войне. Г. Менк приходит примерно к тем же выводам, анализируя правление Морица Ученого в Гессен-Касселе: экстремизм в религиозной реформе сочетался с экстремизмом в политике, что привело к кризису Нижнего Гессена в конце 20-х гг. XVII в. Отречение ландграфа в 1627 г. — прямое следствие и логичный итог предшествовавшего разрушительного курса, стимулированного церковной Реформацией. Напротив, Г. Шмидт показывает на примере графов Веттерау, прежде всего Нассау-Дилленбурга, позитивные последствия для территориального и административного развития княжеств. Реформатская церковь и реформатская доктрина содействовали мобилизации социальных ресурсов территорий, увеличивали военный и интеллектуальный потенциал. Т. Кляйн со скепсисом воспринимает поражение кальвинистского движения в Саксонии при Христиане I, полагая, что кальвинистская Реформатция содействовала выходу на авансцену передовой интеллектуальной элиты, уничтоженной после 1591 г. В то же время К. Блашке ставит этот тезис под сомнение: ревизионизм курфюрста, по его мнению, шел вразрез с политическими и духовными традициями Саксонии, к тому времени глубоко воспринявшей лютеранство. Успех кальвинизма на родине Лютера мог нести скорее разрушительные последствия для общества. Подобная разноголосица позволяет констатировать лишь необходимость скорейшего появления трудов, обобщающих социальный феномен «второй Реформации».