Герметикон

Полицейские и телохранители еще ничего не понимают, встречающие разевают рты, дер Саандер поворачивается. А его жена бледнеет.

В толпе четыре парня с револьверами, и потому за первым выстрелом сразу же звучат три. А потом снова четыре, на этот раз залпом. Кто-то из телохранителей падает, кто-то прячется. Встречающие бросаются прочь, полицейские лезут в толпу. А молодой посланник закрывает собой жену.

Пытается закрыть.

Бесполезно.

Лайерак с наслаждением выстреливает в каатианца из "Брандьера" и громко смеется, когда мощный алхимический снаряд швыряет жертву на лестницу.

— Нет!

Женский крик. Пронзительный, однако его заглушает дикий вопль вспыхнувшего факелом мужчины.

— Фредди!!

Но от горючей смеси не отмыться.

Вопли, выстрелы, вопли — музыка огненных представлений. Трещат револьверы, но подлинная красота происходящего не в них. Револьверы обрамляют явление "спичек", людей-факелов, людей огня… Огонь очищает. И не случайно именно в огне рождается Новый Герметикон. В муках и с воплями. С выстрелами и снова — воплями.

В огне.

Лайерак стреляет в женщину, а затем — в убегающего полицейского.

"Всякая власть преступна!"

Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.

"Всякая власть должна быть уничтожена!"

Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. "Брандьер" дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда, — в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три "спички".

А потом помощники тянут Огнедела в переулок, к машине.

— Я изменил мир!!

На ступенях Дворца Конфедерации пылает молодая пара.

— Вы слышите? — смеется Лайерак. — Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!

///

— Это и есть твой самый страшный кошмар? — тихо спросила Тайра.

Но спросила не сразу после того, как лежащий на кушетке Помпилио открыл глаза. Опытная ведьма подождала, позволила адигену осознать происходящее и вернуться в реальность, и лишь после этого задала вопрос.

— Кошмар — это плохой сон, — медленно ответил мужчина, глядя в потолок. — А эта история была. Я не видел ее своими глазами, но много говорил со свидетелями и знаю, что все было именно так. Я восстановил каждую секунду того преступления, и вижу его, как в синемотографе — с разных ракурсов.

— Зачем? — вырвалось у женщины.

— Чтобы помнить, — спокойно ответил Помпилио.

— Ты убиваешь себя.

— Умер я там, ведьма, на ступенях дворца.

— Ты так сильно любил Лилиан?

— Ты не представляешь, как, ведьма, не можешь знать…

— Уже представляю, — обронила Тайра.

— Тогда к чему вопрос?

— К тому, что все немного не так.

Он помолчал, продолжая смотреть в потолок, затем спросил:

— Что не так?

— Я привыкла видеть страх внутри людей, — сказала спорки. — У каждого есть нечто, что пугает его до колик, а тебе плевать… На все плевать, даже на себя. Я подумала об этом, когда увидела тебя в Фоксвилле, с петлей на шее. "Парнатур" приближался к городу, я стояла на капитанском мостике, смотрела на тебя через подзорную трубу и отчетливо видела твое лицо. И видела, что тебе плевать, останешься ты жив или умрешь.

— Нет, — перебил ее Помпилио. — Я не могу умереть, не отомстив.