Герметикон

— Знаешь, зачем здесь два телохранителя, братец? Не для тебя — для меня. Они должны сдерживать меня, чтобы ты не умер раньше времени. Я приготовил для тебя нечто особенное и хочу, чтобы ты сполна насладился блюдом моей мести.

— Холодным?

— Увидишь. — Огнедел помолчал еще чуть, окончательно взял себя в руки и почти спокойно заметил: — Кстати, ты тоже прославился, братец, благодаря кардонийской трагедии о тебе узнал весь Герметикон. Ты приобрел широкую известность.

— Для этого мне не пришлось подло убить беззащитную женщину. — Помпилио скривился.

— Подло? Я был на площади — среди телохранителей и полицейских! Я рисковал!

— Я восстановил каждую секунду убийства, каждый твой шаг, каждое движение и знаю, что ты мастерски отвлек внимание охраны. И стрелял в безоружную женщину. — Пауза. — Тебе ничто не угрожало, трус.

И столько презрения прозвучало в голосе Помпилио, что вскочивший на ноги Огнедел едва удержался от пощечины.

— Я изменил ход истории!

— Раньше ты был мерзавцем, а теперь просто спятил.

— Не забывай, что твоя жизнь — в моих руках.

— А твой разум — в моих.

— Ведьма для меня безопасна.

— Разве я сказал, что твой разум в ее руках? — удивился Помпилио. — В моих, брат, в моих.

— Неужели? — прищурился Маурицио.

— Ведь это я сделал тебя таким, какой ты есть…

— Нет!

— Я свел тебя с ума…

— Нет!

— И глядя на огонь, ты всегда видишь горящий Гларден…

— Нет!

— И меня, все эти годы ты видел меня, брат, превзошедшего тебя во всем.

— Ты оставил меня умирать! — завизжал Огнедел.

— Я думал, что ты уже умер, — поправил его Помпилио.

— А если бы знал, что я жив?

— Вернулся бы и добил.

Охранники насторожились, решив, что Огнедел собирается накинуться на пленника, но террорист сдержался. Помолчал, бешено глядя на брата и стоя в шаге от него, после чего вернулся в кресло, глубоко вздохнул и очень медленно продолжил:

— Ведьма, ты знаешь о чувствах, которые мой братец испытывал к той девчонке? Конечно, знаешь, ты ведь наверняка побывала в его голове и поняла, как сильно он любил свой цветок, свою Лилиан… — однако на Тайру Огнедел даже не посмотрел, все его внимание было приковано к Помпилио, который вновь надел на лицо маску холодного равнодушия. — Ты не поверишь, братец, как долго я ждал, когда ты кого-нибудь полюбишь. Я хотел убить тебя сразу, едва оправился от ран, хотел сжечь твой вонючий цеппель и проклятый Даген Тур, но сдерживался. Я понял, что смерть не станет для тебя чем-то страшным, как не стала для меня — мы ведь воины, нас учили, что смерть — это обязательная часть жизни, мы без колебаний принимаем вызов на дуэль, мы умеем рисковать и всегда готовы умереть… Я же хотел сделать тебя несчастным, братец, я хотел, чтобы ты кого-нибудь полюбил, и я дождался… Слышишь, ведьма: я дождался! Братец капризен и чванлив, это большое дитя, проводящее жизнь в праздности и развлечениях. Его опасные приключения, тренировки в Химмельсгартне — это все развлечения, нужные, чтобы не умереть со скуки. Таким уж он уродился… младший… любимчик родителей и Антонио… самовлюбленный урод… Но я дождался: братец в конце концов влюбился. Я долго не мог поверить, что это случилось, долго наблюдал за вами со стороны, пока не убедился, что ты действительно обожаешь Лилиан… Я приготовился к удару, хотел убить ее на Заграте, но эти кретины устроили на планете революцию! — Огнедел развел руками, театрально демонстрируя глубину своего разочарования. А следующую фразу произнес очень серьезно: — Я восхищаюсь совершенным тобой подвигом: отправиться в захваченный бунтовщиками дворец, чтобы спасти девушку, — это дорогого стоит. Прими мое уважение.

Помпилио с достоинством кивнул.

— И ты не представляешь, как сильно я расстроился, когда твой корабль не вышел из межзвездного перехода. Поверь: никто не оплакивал тебя сильнее меня. Никто не надеялся на твое возвращение сильнее меня. Никто тебя не ждал, как я, — даже Лилиан.

— Верю, — подтвердил Помпилио.

И его ответ заставил Огнедела улыбнуться.

— Ты всегда знал, когда я говорю правду, а когда лгу. А значит, ты легко поймешь искренность моей следующей фразы: сегодня я причиню тебе жуткую боль, братец. Я убью двух женщин, которые тебе доверились: эту ведьму и ту малышку, которую с минуты на минуту доставят мои люди. Убью их страшно, подвергну самым диким пыткам, которые придумывал весь последний год, и заставлю тебя смотреть на их мучения, заставлю слышать, как проклинают они тебя, и лишь потом убью…

— Капитан, — позвал Огнедела заглянувший в кают-компанию вестовой.

— Что?! — рявкнул террорист. — Как ты смеешь?!

— Разведчики засекли идущий с юга цеппель, — дрожащим голосом доложил вестовой. — Судя по силуэту — импакто.

Несколько секунд Маурицио молчал, бешено глядя на не вовремя явившегося пирата, а затем перевел взгляд на брата:

— Нет, не импакто, это "Пытливый амуш", исследовательский рейдер Астрологического флота, и я рад, что он сумел меня отыскать. Сегодня, братец, ты потеряешь все: и ведьму, и жену, и самых преданных друзей. Я счастлив.

Он поднялся, сделал шаг к двери, но остановился, услышав негромкий окрик:

— Маурицио!

— Да?