Герметикон

Тогда, в огне, он впервые в жизни испугался. По-настоящему испугался, став совсем иным.

— Как ты спасся?

— Меня вынес старый слуга. После ужина мы поняли, к чему движется наш разговор, и велели всем покинуть главное здание. Мы считали, что остались одни, однако мой верный Деннис затаился и стал ждать, чем все закончится. Помпилио не проверял помещения, считал, что в замке никого нет, поджег его и ушел. А Деннис ухитрился вытащить меня из огня и увезти в заповедник, в маленький охотничий домик, в котором месяцами никто не появлялся.

— Почему ты не вернулся? Почему не объявил, что жив?

— Потому что в следующий раз мой брат обязательно довел бы дело до конца.

— И еще ты решил отомстить… — протянула ведьма.

— Они оба заплатят, и первым — Помпилио, — очень зло произнес Огнедел. — Я его любил гораздо сильнее Антонио, мы были близки с детства, были не просто братьями, но настоящими друзьями, и… и за предательство Помпилио будет страдать так же сильно, как я его любил. Он уже страдает, но пытается выкарабкаться из ямы, в которую я его отправил. У него получается, но со вторым ударом он точно не справится.

— Надеюсь, ты хорошо продумал свою месть.

Тайра выдержала короткую паузу, затем громко произнесла: "Время!", возвращая Огнедела в реальность, и террорист вздрогнул. Затем поднял голову и с легким удивлением посмотрел на ведьму.

— Задумался? — тихо спросила она.

— Я люблю смотреть на пламя, — ровным голосом ответил Мааздук. — Это моя стихия.

И, глядя на пляшущие языки, верных помощников гипнотизера, Огнедел понял, что ведьму обязательно придется убить.

Глава 7, действие которой разворачивается в безоблачном небе Фархи и немного — на земле

— Значит, сюрприз не удался… — с притворной грустью произнес Огнедел и кивнул на ведьму: — Она рассказала? Можешь не отвечать, знаю, что она… — а в следующий миг резко повернулся к женщине и грубовато спросил: — Побывала в моей голове?

— Да, — честно ответила Тайра, глядя террористу в глаза. — Догадался?

Тот молниеносно отвел взгляд, понимая, с кем имеет дело, и растянул резиновые губы в безжизненной усмешке:

— Не смогла удержаться?

— Мне стало интересно, — призналась Тайра.

— Уверен, тебе понравилось.

— Там довольно гадко…

И вдруг он спросил:

— Смогла бы меня вылечить?

И заставил женщину сбиться. Несколько секунд Тайра изумленно смотрела на довольного Огнедела, после чего недоуменно уточнила:

— Сделать нормальным?

И услышала громкий, обидный смех.

— Неправильный ответ, ведьма, который показывает, что ты не поняла, где побывала, — с издевкой произнес Маурицио. — Меня не нужно лечить, потому что я нормальный, ведьма, я абсолютно нормальный… по своим меркам… Правда, братец?

Помпилио промолчал.

Теперь сбился Огнедел, правда, всего на секунду, но сбился, недовольный тем, что брат не ответил. Впрочем, продолжил он прежним тоном:

— Мы убиваем не потому, что психопаты, а потому, что убивать для нас так же естественно, как жить. Смерть — наша постоянная спутница, мы не стесняемся приглашать ее, когда она нужна: сражаясь за власть или золото, захватывая новые земли или приводя к покорности старые, если нужно убить — мы беспощадны, если нужно наказать смертью — мы не колеблемся… — и снова быстрый взгляд на Помпилио и ехидный вопрос: — Правда, братец?

И снова тишина. Только на этот раз Маурицио знал, что так будет, и не ждал ответа.

— Скажи, ведьма, ты способна излечить меня от сотен поколений предков, для которых убийство было чем-то вроде развлечения?

— Нет.

— Вот и я так думаю, — после чего повернулся к Помпилио и вопросительно поднял брови: — Добавишь что-нибудь?

— Я бы все равно тебя узнал, — почти равнодушно произнес тот, всем своим видом показывая, что отвечает вынужденно, чтобы прицепившийся как репей террорист в конце концов от него отстал.

— Мы оба знаем, что ты врешь, — почти дружелюбно возразил Маурицио. — Мое изображение украшает все планеты Герметикона, ты наверняка держал его в ящике стола, а может — на столе, в рамочке… Я ведь знаю, как сильно умеют ненавидеть адигены… Мое лицо вставало у тебя перед глазами и днем, и ночью, но ты меня не узнал.

— Нет, не хранил, — ровно произнес Помпилио. — И нет — не вставало перед глазами. И ты знаешь, что я не лгу.

— Знаю, — неожиданно согласился террорист. — Но раз ты не видел меня, значит, вспоминая Кардонию, ты представлял Лилиан — так же, как я. — Маурицио никак не мог пробить броню равнодушия, которую выстроил брат, и попытался атаковать самым сильным оружием. — Я часто думал о прелестной Лилиан дер Саандер. Ведь с ее помощью я прославился на весь Герметикон.

— Ты что, скоморох?

Вопрос, заданный размеренным, но отчетливо высокомерным тоном, заставил Огнедела повторно сбиться, только на этот раз — заметно. Помпилио зевнул, прикрыв рот пальцами правой руки. Тайра отвернулась, пряча улыбку.

А Маурицио вцепился руками в подлокотник, закусил губу и молчал примерно полминуты. Затем тихо сказал: