Противник ответил сильным огнем. Многочисленные орудия и пулеметы, скрытые среди нагромождения камней, в блиндажах, дотах и дзотах, теперь изрыгали потоки пуль и осколков… Многие из воинов падали и более не поднимались…»{368}
Вражеский огонь был настолько плотным, что быстрого продвижения войск добиться было невозможно. По сравнению со своими соседями — дивизиями полковника А. И. Толстова и генерала Ф. М. Бобракова, наступавшими соответственно справа и в центре, чуть дальше продвинулись войска левого фланга корпуса — дивизия полковника А. П. Родионова. Кошевой принял решение помочь дивизии Толстова огнем артиллерийского резерва корпуса. Бойцам 417-й стрелковой дивизии удалось, наконец, захватить первую траншею (а их только в первой линии обороны было три).
Находившийся на своем КП Кошевой мог наблюдать, как напряженно складывалась схватка. Ее судьбу решал рукопашный бой: опасаясь накрыть огнем собственных солдат, командир корпуса не мог поддержать наступающих артиллерией или авиацией. За время боя окопы несколько раз переходили из рук в руки.
А вот наступление дивизии А. П. Родионова по обе стороны Симферопольского шоссе развивалось успешнее. К 11.30, когда соседи справа только завязывали бой в первой линии окоп, бойцы 77-й дивизии уже завершали разгром противника в третьей траншее и готовились штурмовать скаты Сапун-Горы. Но где-то на середине пути к вершине враг вынудил залечь и их. Уж очень прочной оказалась здесь немецкая оборона. Несмотря на наш мощный авиа- и артиллерийский налет, многие выбитые в камне глубокие траншеи, доты и дзоты остались неповрежденными и наступающие части оказались по ливнем свинца.
Предельного напряжения борьба в полосах наступлений 267-й и 417-й дивизий достигла к 14 часам. Противник, оборонявший первую позицию из трех траншей, был, наконец, потеснен с переносом боя на вторую позицию. Дивизии тем самым продвинулись вперед всего на 50—150 м. «Но главное, — вспоминал П. К. Кошевой, — заключалось не в расстоянии, а в том, что был преодолен один из самых важных, пожалуй, «этажей» многоярусной обороны врага, особенно системы его огня… Захватив позицию, мы приобрели возможность подниматься по склону горы, применяя не только огневые средства, но и штурмовые группы и взводы в полную их силу и по прямому назначению»{369}.
А вот левофланговая 77-й дивизия в это же время попала в крайне тяжелую ситуацию. Огонь прижал людей к земле. Чтобы поднять их в атаку, полковник Родионов не только распорядился всем штабным офицерам выдвинуться в батальоны и роты, но и сам возглавил одно из подразделений (по итогам майских боев за Севастополь Алексей Павлович Родионов будет удостоен звания Героя Советского Союза).
Небольшое продвижение наших войск на левом фланге надо было немедленно использовать. Кошевой тотчас же вызвал по рации Толстова и Бобракова и отдал приказ использовать рывок подчиненных Родионова в свою пользу.
Комкор следил за боем со своего НП, откуда деталей, конечно, было не разглядеть. О них уже после войны своему командиру поведал П. Г. Завьялов, тот самый младший лейтенант, подготовку взвода которого генерал наблюдал в канун наступления. С началом штурма Сапун-Горы взвод, находившийся почти в центре боевого порядка 267-й дивизии, выдвинулся вперед. «Вот тут-то и сказалась наша тренировка, — рассказывал П. Г. Завьялов. — Штурмовые группы стали продвигаться по склону горы. Мы преодолевали проволочные заграждения и мины, огнем и гранатой выбивали врага из траншей, блиндажей и укрытий. По гитлеровским ходам сообщения, по трещинам в камне горы, от укрытия к укрытию просачивались мы в глубину обороны противника».
К последней, третьей позиции обороны врага все дивизии корпуса вышли почти одновременно, примерно к 18.00. До гребня Сапун-Горы оставалось не более двухсот метров. И именно в это время у атакующих закончились снаряды. П. К. Кошевой вспоминал: «Сознание работало четко, один вариант решения сменялся другим. Ни один из них не подходил. Вдруг на глаза мне попались две девятки советских штурмовиков поддерживающего нас 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса генерал-лейтенанта В. Г. Рязанова. Самолеты завершали штурмовку противника на Сапун-Горе и уже передавали офицеру связи от авиации майору Капустину, который с аппаратурой наведения самолетов на цель находился со мною рядом, что работу заканчивают и возвращаются на аэродром. Тут-то и созрело решение: надо задержать штурмовики над Сапун-Горой — они сделают то, что не в состоянии сделать наша артиллерия.
Звоню генералу Т. Т. Хрюкину — командующему 8-й воздушной армией. Его НП находился от меня всего в 700–800 м. Коротко объясняю положение, прошу оставить обе девятки самолетов над полем боя, сделать еще два круга со штурмовкой.
Хрюкин обещал помочь, хотя и знал, что авиаторы кончают работу.
— У тебя есть свой наводчик, — посоветовал он, — передай команду самолетам через него или прямо сам.
Капустин быстро связался со штурмовиками. Я взял микрофон и открыто назвал свою фамилию: