Герой империи. Война за Европу

– Ты… ты это серьезно? – наконец спросил он. – Каким образом этот представитель космических чудовищ предложил тебе перейти на их сторону, и в каком качестве?

– Обыкновенно предложил, – пожал плечами Борис, – пришел прошлой ночью в мой кабинет и заявил, что хочет поговорить…

– А как же охрана? – поинтересовался Кирилл, подаваясь вперед. – Неужели люди, что тебя охраняют, могли пропустить во дворец неизвестно кого? В конце концов, а вдруг это мошенник?

– Охрана спала сном младенца, – ответил Борис, – потому что на вооружении имперских егерей имеется оружие, способное на приличном расстоянии парализовать или усыпить кого угодно, особенно если человека и так уже клонит в сон на ночном дежурстве. Сам знаешь, цикориевый эрзац-кофе совершенно не бодрит. А что касается мошенника, то я сам поначалу подумал, что этот Вуйкозар Пекоц – совсем не тот, за кого себя выдает. Но потом все сошлось. С одной стороны, он прост и даже груб, как большинство большевистских командиров, но стоит ему повернуться другим боком, как видишь, что это блестяще образованный и культурный штабной офицер, будущий генерал или даже маршал.

– Вуйкозар Пекоц… – повторил за братом Кирилл. – Какое-то у него странное имя, как будто стилизованное под славянское, но не совсем…

– Он назвал себя венедом, – пояснил Борис, – а также чистокровным человеком, капитаном имперских егерей и подполковником советского ОСНАЗА. При этом мне он показался весьма опасным противником – вроде кадрового офицера, служащего в полковой разведке и привычного ходить на ту сторону фронта с задачей отрезать пару-тройку вражеских голов.

– И как это сочетается с образом блестящего штабника? – спросил Кирилл. – По моему мнению, вообще никак. Впрочем, это не суть важно. Ты лучше скажи, как ты узнал, что этот человек не блефует?

– Он смотрел на меня, – передернул плечами Борис, – и видел насквозь, рассказывая о чувствах, которые я испытываю от его появления. Одним словом, жуткое ощущение… тебя будто просвечивают рентгеном. Я пытался храбриться, но куда там, он все равно видел, что это напускное. А после он сказал, что не собирается покупать мою душу – мол, мне лучше оставить ее себе… Вот тогда я сдался, поняв, что игра против Империи вообще не стоит свеч. Германию они сломали за три месяца, а Болгарию раздавят одним щелчком, не говоря уже о такой мелкой фигуре как болгарский царь. И тут выяснилось, что я нужен Империи в почти прежнем своем качестве монарха на троне: компромиссная фигура, имеющая авторитет в консервативных кругах общества, а потому способная резко снизить их сопротивление грядущим преобразованиям. Будущую болгарскую власть, с одной стороны, будут составлять я и мои сторонники из Звена, а с другой – коммунисты господина Димитрова; империя же будет стоять над нами и следить, чтобы мы не поубивали друг друга.

– А зачем им такая сложная конструкция? – недоумевая, спросил Кирилл. – Не проще было бы сделать ставку на одних коммунистов, похоронив всех остальных?

– Так вот и я задал господу Пекоцу этот вопрос, – сказал Борис, – и получил ответ, что истина лежит ровно посредине между крайностями. Той, что есть сейчас, и той, которую устроят коммунисты, дорвавшись до монопольной власти. И вообще, в Империи не принято убивать власть имущих, с которыми можно договориться – мол, это пятнает их честь.

Тут возникла небольшая пауза. Неожиданно ее прервала Джованна – волнуясь, она сказала:

– Сегодня утром мне доставили письмо от родителей, переживших в Риме коммунистический переворот. Так вот – как оказалось, за ним тоже стояла Империя. Их люди пришли к Муссолини и крепко взяли его за жирную холку, заставив мирно передать власть местным коммунистам. Приходили они и к моему отцу, но он не получил такого предложения, как Борис. Нет, говорят, у тебя соответствующих талантов. У них там так: чтобы править какой-нибудь территорией, необходимы некие «императорские способности». Посланец Империи внятно сказал, что если бы у моего отца такие способности были, то двадцать лет назад Муссолини пришлось бы осваивать искусство дальних пеших прогулок, а не готовиться к захвату абсолютной власти в Италии. Ни один истинный король – не только по имени, но и по духу – никогда не потерпит рядом с собой проходимца, шута и шарлатана. Зато у моего мужа такие императорские способности нашлись, потому ему и поступило то самое предложение, что так тебя удивило.

– В Империи ни одна должность или титул не передаются по наследству, – сказал Борис. – Каждое поколение начинает жизнь с нуля с равными правами. Сын крестьянина, если у него будут соответствующие способности, станет королем, а сын короля, если вырастет ленивым бездельником, упадет ниже крестьянского сословия. В этом смысле имперские порядки беспощадны.