Герой империи. Война за Европу

– Послушай, брат… – сказал Кирилл, – я вижу, что тебе все это нравится. Ты же всегда хотел доказать нашему отцу, что ничем не хуже его, а может, даже лучше, – но сейчас это тоже не важно. Скажи, в какой роли ты видишь меня? Ведь понятно же, что за просто так деятели Империи не будут раздавать прощение направо и налево…

– Ты станешь моей правой рукой и доверенным лицом, – сказал Борис. – Я останусь сидеть здесь, в Евксинограде, и предаваться тяжким размышлениям о будущем Родины, а ты будешь плести в Софии сеть из патриотических офицеров, коммунистов и всех тех, кто окажется приемлемым для новой власти. Все равно тебя всерьез никто не воспринимает, а потому наши враги не встревожатся, если ты начнешь встречаться с самыми разными людьми. И чтобы у тебя не осталось сомнений, скажу тебе, что обязанности монарха в строящейся Империи исполняет ни кто иной, как господин Сталин, вождь русских большевиков.

– Да, дела… – произнес Кирилл, потирая подбородок; вид у него был весьма озадаченный. – Кто бы мог подумать… Впрочем, та ярость, с которой пришельцы из космоса встали на сторону русских, давала возможность заподозрить нечто подобное…

– Ну как, ты согласен? – спросил Борис, с нетерпеливым ожиданием глядя на брата. – Или я зря обратился к тебе с этим делом?

– Разумеется, я согласен! – усмехнулся Кирилл и слегка хлопнул себя по коленке; глаза его сверкнули. – Ведь это же весело: стоять за кулисами политического театра и заранее знать, кто что скажет. А если серьезно, то я твой брат, и ты имеешь право рассчитывать на мою поддержку. – Тут он на мгновение задумался и затем спросил: – А теперь скажи, как ты дашь знать о нашем согласии господам из Империи? Неужто вывесишь над своим дворцом красный флаг, чтобы они увидели сверху и прилетели?

– А вот это проще простого! – сказал Борис и жестом фокусника достал из кармана матово блестящую плоскую коробочку имперского коммуникатора. Он явно наслаждался этим моментом.

Кирилл, хлопая глазами, наблюдал за действиями брата: тот что-то понажимал на этой коробочке (хотя никаких кнопок на ней не было), а потом, приложив чудную штуковину к уху, произнес под изумленное молчание:

– Алло, господин Пекоц, это болгарский царь Борис. Видите? Ну вот и замечательно. Должен вам сообщить, что мое семейство согласилось на ваши условия. Как видите, трех суток не потребовалось. Ждем вас сегодня вечером с визитом, чтобы обговорить конкретные планы относительно организации процесса Инверсии и Присоединения.

15 октября 1941 года, полдень. Румынский (Южный) фронт.

В ходе Приграничного сражения, завершившегося к началу августа, Южный фронт отодвинулся от линии госграницы в среднем на сто километров на восток, плотно осев по рубежу Днестра и укрепрайонам старой границы. Последней судорогой немецко-румынских войск на этом направлении стала попытка прорыва фронта под Дубоссарами, предпринятая в течение двадцать шестого и двадцать седьмого июля, точно в соответствии с графиком развития событий предыдущей реальности. Но время уже потекло по иному руслу; жестокое рубилово на Западном фронте, обескровившее и истощившее вермахт, резко снизило активность германского командования на всех остальных направлениях, а попытки пробить брешь в советской долговременной обороне в районе Житомир-Бердичев не приносили немцам ничего, кроме потерь, перейдя к концу июля в вялотекущую фазу. На этом фоне тычок 11-й немецкой армии под Дубоссарами выглядел как частная инициатива ее командующего генерал-полковника Ойгена риттера фон Шоберта.

Но Ватила Бе к завязывающемуся бутону напряженности отнеслась серьезно, и не только сориентировала командование советского Южного фронта так, чтобы готовящийся прорыв был воспринят со всей ответственностью, но и направила на купирование возникшей угрозы всю авиагруппу «Полярного Лиса», которая два дня поставила на этой затее жирный крест. Одновременно в состав Южного фронта была передана 12-я армия, дислоцированная на левом фланге Юго-Западного фронта. Но это уже была в чистом виде заготовка на будущее: до самого конца активных боевых действий против Германии советский Южный фронт больше никто не беспокоил.