В середине января 1943 года войска 21-й армии, прорвав оборону противника, начали быстро продвигаться в направлении Питомника и Гумрака. У Гумрака был освобождён лагерь советских военнопленных. Когда Чистякову доложили об этом, он прибыл в лагерь, побеседовал с пленными и приказал, чтобы раненых и больных немедленно доставили в санчасти и госпитали, а остальным выдать оружие и распределить по полкам и дивизиям, которые понесли большие потери. «Многих из бывших военнопленных мы представили к правительственным наградам, провоевали они в нашей армии до конца войны».
А затем, после успеха в районе Сталинграда, были тяжёлые оборонительные бои по сдерживанию противника, пытавшегося весной 1943 года взять реванш за сталинградскую катастрофу. Армия генерала Чистякова держала фронт на Обоянском направлении, чтобы предотвратить прорыв немцев к Курску. Положение было такое, что казалось, произойти может всё что угодно. В это время стало известно, что противник вновь захватил Харьков и Белгород. Но к Курску прорваться ему не дали части 21-й армии.
Так и образовался Курский выступ. Он, вспоминал Чистяков, «…далеко вытянувшийся на запад, как бы отрезал южную группировку от центральной. Это давало нам большие стратегические преимущества, но с другой стороны, возникала серьёзная угроза окружения нашей группировки на Курском выступе. Эти последним обстоятельством и решило воспользоваться фашистское командование. В ходе операции под кодовым названием „Цитадель“ предполагалось окружить и уничтожить войска Центрального и Воронежского фронтов, а затем нанести удар в тыл Юго-Западного фронта — провести операцию „Пантера“: разгромив армии всего южного крыла советско-германского фронта и добившись решительного изменения в свою пользу военно-политической обстановки, противник планировал нанесение мощного удара в северо-восточном направлении с задачей войти в глубокий тыл центральной группировки наших войск. Можно представить, как гитлеровцам хотелось этого, как мечтали они отомстить нам за Сталинград! Они даже отпечатали специальную листовку под заголовком: „Привет сталинградским головорезам!“, в которой угрожали 21-й армии за Сталинград всякими карами».
Чистяков вспоминал: «Итак, мы приступили к строительству своих оборонительных рубежей. Траншеи и ходы сообщения рыли глубокие — один метр семьдесят сантиметров, копали и строили блиндажи и укрытия, готовили позиции для огневых средств. Работы было много. Армия занимала шестьдесят четыре километра по фронту, и по всему фронту можно было ожидать наступления: болот и лесов, так называемых пассивных участков, неудобных для наступления, здесь не имелось.
Надо сказать, что в течение всей войны с гитлеровской Германией там, где воевала наша армия, не было пассивных участков. Кроме всего прочего, это заставляло создавать серьёзные армейские, корпусные и дивизионные резервы.
Оборона — тяжёлый и очень сложный вид боя. Оборонительные боевые действия протекают в трудных, подчас невыгодных для обороняющихся войск условиях. Противник всегда сосредоточивает превосходящие силы и средства на главных направлениях. Это превосходство иногда достигает трёх-, пятикратного размера. Поэтому каждому обороняющемуся воину приходится вести борьбу не один на один, а одному против трёх или пяти врагов.
Войска работали день и ночь. Причём особая сложность состояла в том, что на первых позициях бойцы копали в целях маскировки только в ночное время».
Первого мая армии вручили гвардейское знамя. Теперь она стала именоваться 6-й гвардейской. В дивизиях радовались: новые штаты, новое, гвардейское обеспечение.
Армии зарывались в землю.
В конце июня, когда уже миновали сроки ожидания немецкой атаки, Чистякову позвонил командующий войсками Воронежского фронта Н. Ф. Ватутин:
— Ну как, закончили работу?
— Конца-краю нет, роем, как кроты, день и ночь…
Особенно много земли было вырыто в местах противотанковой обороны. Артиллеристам помогала пехота. За несколько месяцев непрерывной работы малые и большие сапёрные лопаты бойцов блестели, как новенькие ложки из нержавейки.