Уверенности в хранимом в нём веществе у меня не было, но я определённо не намеревался возвращаться в дом к третьей ночи. Ни при каких обстоятельствах. Джинири действительно могла сожрать меня заживо. Неторопливо и с наслаждением. И всё же идти на сделку было ещё дороже. Это была дорога не в один конец, а в полный звездец. А потому, ликуя, что всё-таки вышло так шустро подготовиться, я втёр часть порошка из блюдца себе под ногти, чтобы иметь в случае острой необходимости возможность продлить «Сон Смерти», а часть слизнул с пальцев. По моим прикидкам, этой порции хватило бы на сутки. Двадцать четыре часа казались мне идеальным временем, чтобы люди уверились в моей гибели да успели собрать похоронную команду.
… Главное, всё же потом вокреснуть.
— Беда! Беда! — спрятав блюдце обратно, вдруг истошно завопил я и сорвался с места.
Рик с товарищем чертыхнулись и ринулись за мной со всех ног. Я же, гремя цепями ручных и ножных кандалов, выбежал на свободное от построек пространство, которое можно было бы назвать и площадью, столько людей его постоянно пересекало, а затем резко замер.
— Беда, люди! Беда, — провозгласил я. — Беда будет, коли не похороните меня, как я говорил вам!
Конечно, беда! Если меня кинут в болото, то жижа затечёт внутрь лёгких, и я умру. Да и не было во мне уверенности, что из очень глубокой ямы я смогу выкарабкаться.
— Рот закрой! — нервно прикрикнул кто-то.
— Ах! Сердце!
Я напоказ схватился за грудь, хотя ладонь опустить хотелось гораздо ниже. Живот нещадно скрутило тупой болью до звона в ушах.
Треклятье! Только бы не закончилась моя выходка прилюдным неукротимым расстройством желудка!
— Свет в глазах погас. Срок мой отмерен, — продолжал стонать я, вспоминая некогда увиденную театральную постановку.
Увы, после таких шикарных слов грациозно растянуться на земле не получилось. Меня согнуло в закорючку. Кожа без зеркала ощущала, как побелела сродни первому снегу. Громкий протяжный звук из нутра никак не напоминал сердечный приступ.
— Эй, ему кажется действительно плохо! — сообразил кто-то.
А мне действительно было паршиво. На миг стихнувшая резь вернулась и походила по силе на удар зазубренного меча, который ещё и проворачивали, чтобы превратить мои внутренности в кашу. Я разом забыл не только все слова, что думал произнести, но и все известные, да ещё и истошно заорал во всю глотку.
Испуганные люди столпились вокруг меня. Они были растерянны. Судорожно осеняли себя защитными знаками. Не знали, что делать и не спешили вытаскивать меня с того света. Понимание, что они и не могут помочь, и остатки разума заставили меня попытаться засунуть дрожащие пальцы в рот, чтобы желудок всё же вывернуло на изнанку, потому что травить себя непроверенным рецептом было плохой идеей.
Очень плохой!
Данрад! Почему я не дождался тебя, Данрад?! Почему не заумолял отправить меня в шахты подальше от джинири, а решил справиться со всем самостоятельно?! Какой ген виноват, что я такая упрямая высокоинтеллектуальная тварь?! Выковыряйте его немедленно хоть даже через жопу!
Я ведь мог…
Я ведь мог…
…Остаться
в живых.
Не дай вам Тьма очнуться также, как довелось мне.
Представьте, ваше сознание легко и невесомо, а вдруг такое — бум! Резко вы понимаете, что у вас есть тело, и весит это тело тонну. Вы не можете ни пошевелиться, ни даже воздух в горящие лёгкие толком вдохнуть. Вы пытаетесь открыть хотя бы глаза, но что-то так сильно давит на них, что ваши веки остаются неподвижны. И тогда вас переполняет паника. Вы думаете, что, быть может, никакого тела у вас и нет на самом деле, что вы кусок скалы, обрётший сознание.
Сознание.
Вот оно!
Это слово заставляет вас вспомнить, что вы человек. Что именно из-за наличия разума, совершеннее, чем у животных, у вас в животе тлеющие угли. Вы что-то с собой сделали. Что-то гадкое. Что-то, чего не стоило делать.
Что вы с собой сделали?!
Мысленный крик доходит до грохота снежной лавины в горах. Он заставляет вас сходить с ума, но тут вы слышите. Всё равно слышите чьё-то равнодушное, неприятно скучающе-усталое:
— И чё мы сюда припёрлись?
— Да. Действительно, на хер?
Вы замираете разумом. Именно разумом, потому что телом пошевелить так и не можете. А голос кажется вам знакомым. Очень знакомым.
— Морьяр! — пищит кто-то тоненько. — Морьяр, ты же обещал не оставлять меня!
— Будем разбирать камни. Спешивайтесь.
Что-то грузное упало. Многократно. Со звоном. Затем неприятный сиплый голос:
— Верно Холща говорит, надо могилу раскапывать. Я поклясться готов, этот урод не мог помереть без заначки. Давайте вспорем ему живот и проверим?
— Ещё одну такую идею выдашь, и я тоже проверю, нет ли у тебя в кишках алмаза!
— Да, будет тебе, Сорока! Ты знаешь, за что я его не признавал. Нормальному мужику подраться, потрахаться и пожрать надо. На то и монеты в мошне. А у него не пойми что в голове сидит. Жуёт одну траву, на баб с брезгливостью глазеет, а вместо драк привяжет какую тварь и жилы из неё тянет. С таким кашу из одного котла сколь хочешь ешь, а другом не станет.