Герой туманной долины

Он ждал, что сказанное заставит слезы побежать по щекам, превратится в колючую проволоку, которая оплетет горло, но оно лишь дало короткий разряд и растворилось где-то в его груди. Растворилось и наполнило пониманием.

Он не был один в битве, да в той и проигратьто было не стыдно. Она не была одна на поле брани, с которого победителем возвращаться совсем не обязательно.

— Ты сам себе противишься, — сквозь пелену нарисовавшихся в сознании картин донесся до него голос Деллы.

— Не понимаю, где начинается душа, а где заканчивается голова, — признался Шеннон, поморщившись. Он дышал тяжело и шумно.

Девушка соскочила со столешницы, поставила пустую кружку в раковину, а юноша в самый неподходящий момент вдруг обрадовался, что накануне набрался сил помыть посуду.

— Не дели их, — посоветовала Делла, заправляя футболку в брюки и сильнее перетягивая их ремнем на талии. — И душа и голова, они обе — твои. Попробуй сделать так, чтобы они жили в гармонии и не пытались соревноваться, постарайся довериться им обеим. Они не подведут тебя, мистер Паркс.

Он не ответил. Не нашелся, что сказать.

— Я побегу, ладно? — спросила Делла, пряча руки в карманы, не зная, куда их деть. — Там Виски один, нужно его выгулять.

— Да, — кивнул Шеннон задумчиво. Она стояла перед ним — омраченная собственным бессилием, точно таким же, каким наполнен был ее друг напротив.

Слова Челси Оллфорд и отдающий холодом голос заструились тонким ручьем в голове: «за каждой легкой душой прячется своя трагичная история…».

Она просила его не отнимать у Деллы Хармон мечту, а он, глядя на ее яркое желтое свечение и мягкую полуулыбку, не мог поверить, что Челси допускала подобную мысль. Даже если когда-нибудь он эту самую мечту увидит, даже если узнает, каким ужасом она может обернуться, он не посмеет.

Заберите у Деллы Хармон мечту — и она тут же перестанет быть собой. Девушка ждала чего-то, а Шеннон смог только кивнуть и тихо промямлить, что оплатит ее такси.

— Пройдусь пешком до ближайшей остановки, — отмахнулась та, поблагодарив за предложение. — Мне нужно поразмыслить о том, что произошло сегодня. О случае в кафе и нашем с тобой разговоре, — пояснила она.

Она скользнула в ванную, сняла с крючка грязную блузку и, небрежно сложив ее, затолкала в широкую вельветовую сумку, выудив оттуда большие наушники, повесив их на шею. Те самые, в которых Шеннон увидел ее впервые на шумной улице Реверипорта. Те самые, из которых звучала мелодия — ей тогда еще звавшаяся Гердой подпевала.

— Только не переборщи с мыслями, ладно? — попросил он, надеясь, что Делла его не услышит, накидывая на плечи куртку.

— Верное замечание, — улыбнулась она, снимая мохнатые носки и надевая кроссовки. — Ты такой же?

— Еще остались сомнения? — усмехнулся в ответ Шеннон, вновь ощутив жжение в груди, не на обожженной коже, а где-то гораздо глубже.

Девушка поднялась с пуфа, встала перед ним, пряча смущенную полуулыбку. Шеннон отсчитывал про себя секунды, думая, что стоило бы податься вперед, к ней поближе, а сама Делла была готова что-то сказать, когда не успевшие раздаться слова прервал быстрый стук в дверь и беспардонный скрежет ключа в замочной скважине.

Камерон замер на пороге, выпуская в лица молодых людей облако сладкого дыма. Замер, глядя то на друга, то на девушку, которые в его представлении стояли друг к другу слишком близко, и вдруг расплылся в ехидной улыбке.

— Не помешал?

— Исчезни, — процедил Шеннон, отмахиваясь от стремящегося к его лицу дыма.

— Камерон! — воскликнула Делла, пытаясь скрыть смущение, которое сияло на ее лице, как новогодняя елка.

— Привет, красотка, — шире улыбнулся парень, распахивая объятия. — Не ожидал увидеть тебя здесь так скоро.

Шеннон стиснул зубы, глядя, как девушка привстает на носочки, чтобы не уткнуться носом в грудь рослому художнику, как тот легко похлопывает ее по спине — совсем по-дружески, без намека на что-то большее, — как заинтересованно Делла рассматривает покрытый пятнами краски желтый комбинезон. Пурпур слился с охрой, размывая границы свечения, но мечта девушки все равно горела ярче, перекрывая фиолетовые сполохи, принадлежащие Камерону.

Шеннон знал, что его чувство не было ревностью — наверное, колючей завистью, которая ему претила, которая злила и вызывала к самому себе едкое отвращение.

Он не мог вот так запросто обнять ее, не мог помочь надеть куртку, взять за руку и даже завязать ее чертовы шнурки без вездесущего страха увидеть то, что видеть устал. И страх этот стал его второй кожей.

— Я побежала, — проговорила Делла, выходя на крыльцо. — Увидимся завтра?

— Может, в среду? Завтра не выберусь из офиса раньше времени, когда нормальные люди ложатся спать, — попытался пошутить Шеннон, и девушка улыбнулась шире. Подыграла, хотя искаженное от муки лицо считала быстро, едва на него взглянув.

— Если что, звони — вытащу тебя оттуда за ноги, — кинула на прощание она, быстро махнув Камерону, и вышла во двор, на ходу надевая наушники.

На середине пути Делла вдруг замерла, потопталась на месте и обернулась.

— Спасибо, мистер Паркс, — проговорила она, отдавая честь.