Герой туманной долины

Уголки губ Деллы поползли вверх, расширились покрасневшие глаза.

— Дурачок? — спросила она, прищурившись.

Шеннон еле удержался от смешка, опустился на соседний стул и совершенно бессовестно протянул руку к кружке какао, к которой девушка еще не успела притронуться.

— Нет уж, — отмахнулась та, притягивая блюдце к себе, — закажи себе свой.

— А я написал статью, — вдруг проговорил он, продолжая улыбаться. — Прошло всего… сколько? Почти полтора месяца?

— Скажи, что ожидание того стоило… — простонала Делла. — Я уже успела про нее забыть.

— Не говори, что она больше не нужна! — воскликнул он. — Ты хотела честную, а честные быстро не пишутся.

— Нужна-нужна, — улыбнулась Делла в ответ, пусть и натянутее, чем когда-то. — Знаешь, я устала прикрывать твое неторопливое перо перед Челси. Ты мне теперь должен.

— Должен? — Шеннон вскинул брови. — Тогда рад сообщить, что у меня два билета на акробатическое представление в шатре за городом. Поедешь? — спросил он и удивился собственной смелости. Раньше так просто не решился бы, раньше мямлил бы что-то нечленораздельное себе под нос, пытаясь найти повод и хоть как-то оправдать собственное предложение.

Делла облизала пересохшие губы и постаралась откинуть волосы с лица. Она смущалась. Неужели все еще?

— Поеду. Когда?

— Послезавтра.

— Как ты меня нашел? — вдруг перевела тему разговора она, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.

— Эй! — сделав обиженное выражение лица, пробормотал Шеннон. — Все еще подозреваешь меня, да? Помнишь — «маньяки животных не спасают»?

— Ноги сами привели тебя ко мне? — усмехнулась девушка.

— Ты сидишь в моем любимом кафе, которое назвала своим любимым. Не сложно отыскать тебя, Делла Хармон.

Она несколько секунд подумала, позволила губам растянуться в еще более широкой улыбке и кивнула самой себе, явно удовлетворенная ответом друга.

А Шеннон растерялся. Он несколько раз прокручивал в голове разговор, который хотел начать, строил в уме витиеватые предложения и представлял, как будет сыпать многозначительными фразами, а сейчас вдруг понял, насколько нелепым все это было. Слишком ненастоящим. Слишком неживым.

— После ухода отца мать начала пить, — начал Шеннон. Он думал, что слова будут даваться с трудом, но они бежали плавно и почему-то больше не заставляли сердце болеть. — Пила нечасто — по выходным, — но дело всегда заканчивалось для меня катастрофой. Она почему-то решила, что я стану точной копией отца, который больше не смог ее выносить и сбежал, и как обычный обозленный человек решила, что вырастит из меня лучшего человека. Ну, так сказать… выбьет из меня всю дурь.

Он пожал плечами и даже разрешил себе печально усмехнуться.

— Не знаю, была бы она рада, если бы увидела меня сейчас, но точно бы заявила, что ее порки даром не прошли.

— Порки? — выдохнула Делла. Ее глаза округлились, задрожали поджатые губы.

— Иногда кажется, что спина до сих пор болит.

— Ты поэтому в Босфор нырял в одежде? — догадалась она.

— Тебе бы не понравилось это зрелище, да и объяснять бы пришлось, а я был не готов, — поморщился Шеннон. — Но сейчас наконец могу говорить об этом спокойно — наверное, уже переболело. Мать была ужасной, но после ее смерти у меня появилась Катарин — ее взбалмошная сестра, с которой они не общались. Она-то и сделала из меня человека, которого можно назвать хоть немного стоящим.

— Ты стоящий. — Делла подалась вперед с таким усердием, что едва не расплескала какао. — Очень стоящий! — Она говорила это так отчетливо и так быстро кивала в такт своим словам, словно пыталась Шеннона в этом убедить.

Юноша улыбнулся.

— Ты говорила про мой почерк, помнишь? Удивлялась, что он такой ровный, почти каллиграфический, хоть открытки подписывай. Она била меня по рукам линейкой, чтобы буквы выводил ровнее. Чтобы я был… — хмыкнул он, задумавшись. — Чтобы я был в ее представлении еще идеальнее, наверное.

— Мистер Паркс… — позвала Делла нерешительно, протянув к Шеннону руку и коснувшись его запястья.

— Я поэтому и не любил раньше, когда меня так называли, — вместо ответа продолжил он. — Мать всегда говорила «мистер Паркс», когда хотела задеть меня сравнением с отцом. Пренебрежительно так, с усилием выплевывая слова мне в лицо. Ты показала мне этого «мистера Паркса» с другой стороны…

— Шеннон, — громче проговорила Делла, стискивая его руку сильнее. — Остановись.

Он шумно выдохнул и постарался улыбнуться.

— Только благодаря Катарин я сейчас похож на нормального человека. Катарин и тебе, видимо, потому что я теперь начинаю иначе смотреть на вещи, которые годами меня окружали. Это, кстати, страшно, — он устало уставился подруге в глаза, — очень страшно, Делла — оборачиваться и понимать, что всю жизнь жил как-то неправильно.

— Нет правильного и неправильного, — покачала головой девушка.

— Да знаю, — отмахнулся Шеннон. — Просто, кажется, шестнадцать лет можно было не страдать.

Его губы растянулись в улыбке. Счастливой и страдальческой, блаженной и тоскливой, полной облегчения и искаженной мукой одновременно. Слишком противоречивой.

Делла ненадолго зажмурилась.

— Почему сейчас? Почему не раньше?