Герой туманной долины

Он теперь был гораздо старше его, а ему все так же оставалось двадцать. Ему теперь навечно двадцать.

— Тебя здесь нет.

— Ну естественно. — Роб прыснул со смеху, но на его лицо все равно опустилась тень тоски. — Ты спишь.

— Я бы хотел, чтобы ты был живым, — прошептал Шеннон, щурясь.

Роб смог бы понять его. Роб поверил бы в его особенность и помог вынести тяжесть бремени. Они ведь были так похожи…

— Забавно, что ты меня еще помнишь. — Тот обиженно поджал тонкие губы, всего на мгновение, не зная, как глубоко Шеннон сожалел и помнил его всегда.

— Прости меня.

Роб — его искаженный автопортрет, замерший на страницах изданной когда-то и после сожженной книги, от которой автор отказался, которую стал считать своей главной ошибкой, непростительной и глупой.

Роб — его точная копия, принявшая лицо увиденного однажды на суетливой улице незнакомого человека.

Роб — его вымысел, слишком похожий на жизнь.

Он остался все таким же; темные круги под глазами стали пятнами боли на бледном худом лице, и волосы он все так же не расчесывал, только часто запускал в них тощие пальцы, а в другой руке сжимал сигарету, дым от которой впитывался в мебель кухни.

— За что? — спросил он надменно, и Шеннон улыбнулся. Роб знал ответ на свой вопрос, но ждал слов от своего создателя. Тех самых слов, которые Шеннон сказать не решился даже самому себе, от которых отрекся однажды, а спустя несколько десятков месяцев удивился давящей пустоте внутри.

Шеннон не ценил Роба. Он не стал бороться за него, предпочтя забыть.

— За тебя. За твою жертву. За твою скоротечную жизнь и за твою смерть.

Ему всегда казалось, что появись Роб перед ним в обличье живого человека, он не сможет сдержать слез. Но теперь он не плакал. И Роб не плакал. Ему больше не о чем было — он умер.

— Ты ведь этого хотел, да? — вскинул бровь герой и затянулся снова, так сильно, как Шеннон сам никогда не мог. Или мог когда-то давно — не помнил. — Так отчаялся видеть чужие страдания после осуществления мечты, что хотел руки на себя наложить?

— Хотел. Хотел пойти по твоим стопам и исчезнуть, но ты меня спас — взял мою боль на себя и помог пережить.

— Взял твою боль на себя, — задумчиво протянул Роб, выдыхая дым в потолок. — Я доблестно ее нес?

Шеннону хотелось зажмуриться.

— Никто не справился бы лучше, — произнес он хрипло. Роб жестом попросил сигарету, поджег ее дешевой зажигалкой и глубоко затянулся.

Шеннон не знал, что еще сказать. Даже сейчас слова не шли, упирались пятками в дощатый пол и визжали, не желая покидать свою клетку, но парня все равно наполняла благодарность пополам с чувством вины: он почти от него отрекся, почти возненавидел того, благодаря которому еще жив.

Роб же смотрел на него пристально, так же как смотрел на группу других, созданных Шенноном на бумаге однажды ранним утром.

— Я люблю тебя, — признался он своему творению. И наконец-то это было искренне. — Я все понял. Понял, что очень сильно тебя люблю.

— Спасибо, что рассказал мою историю. Спасибо, что все же осмелился, — ответил Роб, туша сигарету в чашке черного горького кофе, недопитого и остывшего. — И пусть многие не поняли, я рад, что некоторые все же смогли услышать и узнать.

Шеннон не был готов отпустить его сейчас, а Роб не хотел уходить. Они наконец-то воссоединились: Шеннон Паркс и он же, которого звали иначе.

Они смотрели друг на друга с легкой улыбкой.

— Покурим еще? — спросил голубоглазый брюнет — создание своего творца.

— Покурим еще, — кивнул в ответ тот самый нарисовавший его однажды прозаик.

Крыльцо приняло их, ночной ветер шевелил прозрачную тюль, накинутую на входную дверь, — обе давно пришла пора сменить.

И они жили. Жили и дышали ночной прохладой, мысленно одновременно благодаря Деллу Хармон. Снова вместе.

* * *

Шеннон проснулся с улыбкой и с улыбкой встретил вломившегося в его дом Камерона, подвывающего орущей в наушниках песне — так же, как и его мать, совершенно не попадая в ноты.

— А ты чего такой счастливый? — гаркнул он, притопывая ногами мимо такта, щелкая пальцами и танцующей походкой направляясь к холодильнику.

— А ты? — спросил Шеннон с усмешкой, зная, что друг его не услышит.

Камерон стащил наушники.

— У кого-то свидание? — хитро прищурился он.

— Это не свидание.

Парень замер.

— Угадал, что ли? Да ладно!

— Это не свидание! — настойчивее повторил Шеннон. — Просто… представление за городом.

— Шутишь? — Рыжая бровь стремительно поползла вверх. — Ты и толпа людей? Не ослепнешь от ярких красок?

Шеннон на мгновение поморщился, вновь было вернулся к противоречивым мыслям, но тут же взял себя в руки.

— Потерплю, — отмахнулся он с усилием воли. — Если что-то пойдет не так, переживу.

— Мне быть готовым тебя эвакуировать?

Кажется, Камерон говорил вполне серьезно.

— Ты лучше верь в меня, ладно? — попросил Шеннон, усмехаясь.