Герои умирают

Ламорак снова что-то бормочет. Я угадываю слова «посвятить» и «с этим делом».

Король говорит:

— Я не могу посвятить тебя в свои планы, пока мы не разберемся с этим делом.

Ах ты, мерзавец…

Мне становится ясно.

Ламорак не может околдовать меня, потому что не умеет творить больше одного заклинания за раз.

Ладно, хватит логики.

Может, я и не должен решать каждую проблему кулаками… но иногда ситуация требует применения силы, чтобы постоять за правое дело.

Я не улавливаю последних слов короля, а между тем все вокруг глядят на меня в ожидании ответа. Я встряхиваю головой.

— Прошу прощения, задумался. Можно повторить?

— Я сказал… — тянет король.

Но я снова не слышу его слов, потому что, когда все взоры вновь устремляются к нему, я разворачиваюсь и бью пяткой в скулу рыцаря справа от меня. Кость трещит, человек взлетает в воздух и свергается на стоящего позади товарища.

Минус два, осталось десять.

Я не собираюсь выключать их всех и бежать с арены. В течение следующей доли секунды никто не двигается, ибо не осознают, что я сделал. Томми приходит в себя быстрее других, но он единственный, у кого меч обнажен. Не успевает он схватиться за рукоять, как я прыгаю и хватаю его за запястье. Резкий поворот и удар второй рукой ломают кость предплечья. Это сложнее, чем сломать локоть, но Томми мне нравится, и я не хочу калечить его.

Сломанная кость протыкает тело, и парень кричит, падая на колени. Я переношу свой вес на другую ногу и с размаху бью его в ключицу, словно теннисист в бекхенде. Томми падает на рыцаря, стоящего прямо передо мной, заливая его лицо кровью из сломанной руки. Они оказываются на земле.

Остальные рыцари колеблются. Никто не хочет первым оказаться в пределах моей досягаемости, и теперь я могу добежать до возвышения. Чувствую боль в раненом колене. Когда я оказываюсь возле девятифутовой стены, оно выражает свое неудовольствие, подогнувшись как раз в тот миг, когда я собираюсь прыгнуть.

Едва успеваю сбавить скорость перед тем, как врезаться в стену. Времени на вторую попытку у меня нет: рыцари уже явились по мою душу.

Первый из них пытается замедлить бег, когда видит, что я поворачиваюсь к нему, но — увы — уже поздно. Я подпрыгиваю и ставлю ему подножку, одновременно нанося удар в затылок. Рыцарь летит головой вперед, врезается в стену и падает на колени.

Остальные рассыпаются, пытаясь зайти сразу с нескольких сторон. Их оглушенный товарищ трясет головой, стоя на четвереньках у основания стены, и я использую его как ступеньку: прыгаю ему на спину и, не дожидаясь, пока он поймет, что происходит, запросто вскакиваю на верхушку стены и спрыгиваю по другую сторону.

— Схватите его! Убейте! — кричит Ламорак, и нотка паники в его голосе заставляет мою кровь быстрее бежать по жилам.

Я встаю на ноги у самого нижнего ряда сидений. Надо мной возвышается Деофад, поднявший свой зачарованный меч по имени Лютен. Лезвие меча светится белым, словно сталь в кузнечном горне.

Я не желаю общаться с этим старым перцем, поэтому отпрыгиваю и качусь по земле, в то время как его меч опускается и высекает каменную крошку. Я вскакиваю на недоступном для него расстоянии и бегу к королю и Ламораку. Король безуспешно силится схватиться со мной. Это глупо — он не вооружен и, если бы не заклинание Ламорака, никогда не полез бы на меня с голыми руками.

Когда мы сталкиваемся, я падаю на колени и бью его под ребро, чтобы он по инерции перелетел через меня. Король катится по ступеням, а я бегу дальше.

Пока подоспевший Деофад помогает королю встать, я достигаю цели.

Лицо Ламорака белее мела.

— Кейн… — шепчет он, и в его глазах появляется отсутствующее выражение, как у человека, находящегося в мысленном зрении. — Не надо…

— Заткнись.

Я выдаю ему правый хук в челюсть, прямо под ухом, и сустав послушно трещит у меня под рукой.

— А ну, без глупостей! — Я трясу его за шиворот. — Я с тобой еще не закончил. Ну, поколдуй еще! Давай! Он прикрывает руками голову и отводит глаза.

— Нет, — с трудом произносит он, — нет, пошалуйста, не надо, ты мне шелюсть шломал.

Я поднимаю кулак и медленно считаю до десяти, вспоминая, почему я должен оставить его в живых.

Когда я досчитываю до восьми, король кричит:

— Стой, Кейн! Всем стоять! Проклятие! Никому не двигаться!

Наступает долгое молчание. Я не свожу глаз с Ламорака. Если он попытается войти в мыслезрение, я его вырублю.

Позади внизу слышна ругань — рыцари встают и осторожно рассматривают свои раны. Ламорак обеими ладонями закрывает лицо и не смотрит мне в глаза.

Позади себя я слышу негромкий голос короля:

— Можешь мне объяснить, что тут, черт возьми, происходит?

Увидев мой взгляд, Ламорак отшатывается.

— Что ты помнишь? — спрашиваю я короля.

— Я все помню, Кейн. Черт, я просто не мог остановиться — и при этом прекрасно все понимал. До чего же мерзко!

Он обходит меня и садится на скамью рядом с Ламораком, разглядывая его с садистским выражением лица.

— Не одолжишь ли мне большой нож, а? Я качаю головой, внезапно приняв решение. Это всего лишь предчувствие, но очень сильное и навязчивое.

— Пусть живет.

— Ну да, как же!

— Пожалуйста, окажи мне эту услугу.