Читаем Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг. полностью

Окончил он Константиновское артиллерийское училище и Академию Генерального штаба. Выпущен был во вторую гвардейскую артиллерийскую бригаду. Участвовал в японской войне.

Великая война застает его начальником штаба так называемой «железной» стрелковой бригады, покрывшей себя славой еще в турецкую кампанию. Командовал бригадой ген. Деникин. Около года он командует полком той же бригады и, благодаря своей доблести и бесстрашию, получает Георгиевский крест и золотое оружие.

Отныне вся судьба Маркова связана с Деникиным, и когда ген. Деникин в 1917 году назначается командующим Юго-Западным фронтом, Марков у него является начальником штаба. Но революция и ее глава Керенский не ценят героев и сильных людей. После «заговора» Корнилова Керенский бросает в тюрьму Деникина и Маркова.

Лучшие русские генералы неугодны революции – Алексеев в опале, Корнилов в тюрьме в Быхове, а Деникин с Марковым в Бердичеве, где народный социалист Иорданский, еще недавно выклянчивший себе Георгиевскую медаль у генералов, торопится ликвидировать их, отдавая под суд Линча озверевшей солдатни. Много трудов пришлось перенести друзьям доблестных русских людей, чтобы спасти их и перевести под охрану верных Корнилову текинцев в Быхов, где они были в сравнительной безопасности.

Ныне этот же Иорданский, получая советские награбленные деньги, работает на большевистскую пропаганду за границей. Предатель, какой бы он личиной ни прикрывался, не мог не вернуться к предательству. Так, по библейскому выражению, «пес возвращается на свою блевотину».

Под видом денщика «прапорщика» (ген. – майора) Романовского Марков бежит к Алексееву и Корнилову на Дон, и тут он защищает Ростов со стороны Батайска с верными армии моряками.

Еще недавно меня посетил один из его славных сослуживцев – кап. II ранга Потемкин. Он простит мою нескромность. Этот веселый, очаровательный друг мой, участник Цусимы, командуя морской ротой у Батайска, был тяжело ранен в голову, в область левого глаза. В это время армия покидала Ростов и начались зверства над офицерами. Потемкин, почти с вывалившимся глазом, с незажившей раной, с кое-какой перевязкой, уходит из Ростова пешком и, сделав 50 верст, приходит в Новочеркасск, где мой друг д-р Х. делает ему первую перевязку. Операция очень болезненная, но Потемкин курит и напевает цыганские романсы.

Армию ему уже не догнать. Под видом рабочего он пробирается в Кисловодск, там занимается малярным делом, и оттуда после бесконечных приключений, достойных пера Майн-Рида, он пробирается к Каспийскому морю, на лодке приплывает в Астрахань и оттуда пешком пробирается на Дон, приведя к ген. Алексееву четырех мальчиков кадетов и юнкеров.

Откомандовав бронепоездами, он ныне в гостеприимной Франции ведет тихую жизнь владельца фермы в Пиренеях.

Вот такими людьми был окружен Марков, сам не знавший, что такое опасность, ходивший впереди в атаку с одной нагайкой.

В первый поход он выходит во главе Сводно-офицерского полка. Под Лежанкой, Кореневкой, Екатеринодаром он покрывается славой, а под Медведовской он спасает армию.

В его частях (офицерский полк и первый кубанский, позднее ген. Алексеева, полк) дисциплина была строжайшая. Резкий, вспыльчивый, он мог быть иногда несправедлив, но столько благородства было в его характере, столько неутомимой энергии и неукротимой доблести, что никому и в голову не приходило пожаловаться на его обхождение. Он любил «крепкие» слова, но кто был в бою, тот знает, что они значат, как действуют они как шпоры на усталых и нерешительных, и не воспел ли Гюго «le mot de Cambronne».

Крепкие слова сопровождались иногда и жестами против тех, кто не сразу слушался, но все забывалось потому, что он был то, что французы называют «un grand capitaine».

На ст. Сосыке, брошенной большевиками и железнодорожниками, он очутился один со своим адъютантом. Наши части еще не подошли, и он первый вскочил на дебаркадер. В это время с большевистской стороны приближался какой-то поезд.

Это мог быть эшелон красных, но Марков и не подумал уходить и остался его ждать. Поезд, однако, повернул обратно. Его адъютант рассказывал мне, что он пережил несколько очень неприятных минут, но Марков нисколько не изменился в лице и только послал последнего вестового торопить отставшие части.

В нем был и талант, и прекрасное знание трудного военного ремесла, и необычайная смелость. Нет человека, служившего под его начальством, который бы не вспоминал об этом с искренней гордостью.

И этот человек погиб от русской руки, как и ген. Корнилов.

После его смерти ген. Деникин издал следующий приказ:

«Русская Армия понесла тяжелую утрату: 12 июня, при взятии ст. Шаблиевской, пал смертельно раненный ген. – лейтенант Марков.

Рыцарь, герой, патриот, с горячим сердцем, мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.

Железные стрелки чтут его подвиги в минувшую войну. В непрестанных боях, в двух кампаниях вражеская пуля пощадила его. Самой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот и генерал пал от братоубийственной русской руки. Вечная ему память.

Перейти на страницу:

Все книги серии Окаянные дни (Вече)

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное