Герцль. Жаботинский

После своего появления роман подвергся резкой критике, прежде всего среди сионистов. Как считает Алекс Байн, роман «Древняя новь» скорее навредил, нежели пошел на пользу» положению Герцля в движении. Израэль Зангвилл, очевидно, был прав, когда — еще до публикации — заметил, что роман вождя движения именно об этом движении ослабляет и движение, и его вождя вследствие слишком большой ясности, вносимой им. Даже убежденные в сионистской идее были разочарованы. Многие обвиняли Герцля в том, что роман проникнут исключительно западно-цивилизаторским духом. Среди противников Герцля прежде всего Ахад Хаам выявил недостатки романа и прокомментировал их с убийственной иронией. По его мнению, Герцль игнорировал вопросы религии и культуры. Почему, спрашивал он, иудейские традиции, язык и литература не заняли в «Древней нови» должного места? Как уже упоминалось, он, в противоположность Герцлю, придерживался мнения, что сначала нужно создать духовные предпосылки, а лишь затем воплощать на практике «национальную жизнь на общечеловеческих основах». Несмотря на подобную критику, роман широко читался и, хоть не оказал существенного влияния на политику и возрождение Палестины, но зато сделал дискуссию внутри движения более плодотворной.

СТАРАНИЯ И ПОПЫТКИ

Одной из самых неотложных задач, которыми усиленно занялся Герцль после своего возвращения из Палестины, было обеспечение финансовой базы сионистского движения. В письмах и заметках в «Мире» Герцль настаивал на юридической регистрации давно уже задуманного банка. Однако деньги поступали очень медленно из-за огромного числа мелких подписчиков (в общей сложности их было 120 тысяч), разразившегося в России экономического кризиса и политических осложнений. Лишь благодаря большим стараниям и постоянному давлению Герцля дело продвинулось настолько, что в начале октября 1901 года была внесена минимальная сумма в 250 тысяч фунтов наличными и можно было объявить о дееспособности банка. Однако Герцль не предавался иллюзиям. Уже на III конгрессе в Базеле (15–18 августа 1899 года) он дал попять делегатам, что открытие банка может служить лишь промежуточным звеном для получения хартии. Только после этого можно будет основать собственно земельное общество, на которое потребуется еще больше средств. Проделанную работу он сравнил с семенами, которые высеивают в почву. «Вначале это были семена идей, — говорится в речи на открытии конгресса, — теперь это учреждение. Сегодня это еще не хлеб, но завтра это станет хлебом».

В этот период Герцль явно совершил тактический поворот. Вся информация и все усилия последних месяцев и лет показали, что борьба за независимое еврейское государство или вассальное государство под верховной властью Турции в обозримом будущем нереальна. Можно было осуществлять только продажу или сдачу в аренду полномочий на поселение для колониального общества. Однако для этого был необходим документ, который давал бы такие полномочия и который Герцль, следуя историческим образцам льготных грамот, назвал «хартией». «Наши усилия направлены на то, — сказал он в речи на открытии III конгресса, — чтобы добиться от турецкого правительства хартии, хартии под суверенитетом Его величества султана. Лишь получив эту хартию, дающую нам общественно-правовые гарантии, мы сможем начать широкую практическую колонизацию».

Теперь Герцль начал усиленно хлопотать о моральной и политической поддержке. На Гаагской мирной конференции, созванной в мае 1899 года с целью ограничения вооружений, он даже попытался заинтересовать идеями сионизма Ивана фон Блоха, делегата от России. Но прежде всего ему удалось убедить Берту фон Зуттнер, известную поборницу идеи мира. Именно благодаря ей на Гаагской конференции многие государственные деятели проявили интерес к сионизму, и среди прочих — влиятельный французский государственный деятель Леон Буржуа и посол США в Берлине Эндрю Уайт. От полномочного представителя Турции Ноури Бея Герцлю удалось добиться пусть и неопределенного, но обещания назвать коррумпированных чиновников (включая, разумеется, и его самого), которые обеспечили бы аудиенцию султана. Эрнст фон Кёрбер, австрийский премьер-министр и министр внутренних дел, с которым Герцль познакомился к этому времени, был склонен поддержать сионистскую политику. Все эти успехи побудили Герцля созвать IV конгресс в августе 1900 года в Лондоне — решение, от которого он ожидал популяризации движения и важных политических последствий.