Герцог с татуировкой дракона

Ибо демон оставлял его в покое – в живых – большее количество раз, чем по-человечески следовало.

Со временем любопытство Монкриффа переросло в завистливое уважение, а потом – удивительным образом – в сродство. С Грачом он сошелся настолько, настолько кто-либо вообще осмеливался к нему приблизиться, без того чтоб естество у него не усохло до размера перезревшего на солнце в изюм винограда. Обыкновенная безмятежность Монкриффа сделалась идеальным дополнением ужасающего спокойствия, ставшего фирменным знаком Грача. У каждого из них была своя роль. Грач исступленно добывал вещи, а Монкрифф исступленно этими вещами наслаждался. И ныне это уже не только сокровища. Титулы. Власть. Престиж. Земли. У них их было навалом. Больше, чем достоин любой экипаж никуда не годных людей.

Однако этого всегда было мало.

Пиратство для Себастиана было удовольствием. Ни с чем не сравнимым приливом жизнеутверждающего восторга. Свободой никого не называть королем, ни одну страну – родиной. Конечно, приказы Грача он исполнял… как правило. В конце концов, корабль принадлежал ему. Однако при всей жестокости Грач не был тираном. Его экипаж состоял из людей, нанятых по случаю провернуть выгодное дельце, кому настолько понравилась работа или вознаграждение, что они упросили их оставить.

Для пиратского корабля смерть от истощения или от руки Грача была поразительной редкостью. За четыре года, что Монкрифф знал Грача, из экипажа тот убил всего троих. Одного – за предательство властям Марокко. Другого – за предупреждение о тайнике под катакомбами Инверторнской крепости британской армии. И каким это был чертов провал.

И, что особенно важно, Джереми Смита, тайком протащившего в свою каюту одиннадцатилетнюю девочку.

При этом воспоминании по спине Себастиана пробежала мелкая дрожь, и он отхлебнул больше, чем намеревался. Ему никогда не забыть, как отреагировал капитан. Смита не наказал, даже… разоружив. Ни слова не говоря, не разъярившись, капитан просто сунул в руки Себастиана дрожащего ребенка и пошел разбираться.

Не желая, чтобы увидела девочка, Себастиан отвел ребенка домой, дав небольшую денежную компенсацию, радуясь, что Смит не успел снять с нее одежду. Когда он вернулся на корабль, тишина была настолько жуткой, что он слышал, как бормотал проклятия Сэмьюэл Барнаби, вытирая кровь.

То, что осталось от Смита, висело на кормовом леере квартердека, пока запах не сделался невыносимым.

Так поступал капитан. Приказ чаще всего отдавать не нужно. Закон писать не нужно. Экипаж просто знал, чего ждать, а когда не знал, ступал очень осторожно.

Никто так и не узнал, что двигало Грачом. Жадность? Возможно. Возможно, его собственная легенда? Или кровь. Крови там было полно всегда. Хотя после шуток капитана команда нередко опасливо перешептывалась, однако прежде это никогда не имело значения.

До сегодняшнего дня. До… нее.

Без всякого предупреждения они остановились посреди самой грандиозной после находки Медного Челнока охоты за сокровищами ради похищения девушки-калеки и убийства обнищавшего графа.

Подобное поведение капитана было не просто странным, но и… тревожным. А поскольку загадочный Грач так и не объяснился, Себастиану и остальным членам экипажа не оставалось ничего другого, как только чесать затылки и ломать головы о том, имели ли Лорелея и Вероника Везерсток отношение к кладу Клавдия.

Лорелея, казалось, Грача знала. Она звала его Эш.

Черт, у Грача было… имя? Прошлое? Выглядело совсем нездорово.

Всему миру – и самому Монкриффу – было удобнее считать Грача своего рода мифическим персонажем. Как-нибудь смехотворно отвратительно порожденным одним из позабытых античных богов. Проклятием или бичом морей, выковырянным то ли из-под ногтя Посейдона, то ли из мошонки Нептуна… или нечто в этом роде.

Неужели он… всего-навсего простой смертный? С умением, хитростью, силой, а порой и с проклятой слепой удачей, сопутствовавшей ему все это чертово время?

Когда казалось, что шторм вонзил в плоть Грача достаточно игл, капитан поплелся назад к камбузу, неуверенно и запинаясь ступая по резко качающейся палубе.

Он взял протянутое ему Себастианом полотенце и, прежде чем вытереть волосы, приложил к лицу. У него заходили желваки, что для столь сдержанного человека равносильно истерике.

– Капитан, на роль эксперта по первым брачным ночам я никогда не претендовал, испохабить мне удалось от силы парочку, но ваша воистину произвела на меня впечатление, поскольку мои все же длились подольше.

– Я не в духе.

Назвать взгляд, которым он его одарил, угрожающим, было все равно что Сахару – сухой или океан – мокрым.

Верно, но недостаточно.

Себастиан подозревал, что их обоих растравливала та же порча. Завезенная из одного непостоянного, удручающего местечка соблазняющей – но не уступающей – парочкой леди Везерсток.

– Что же, могу ли я предложить вам глоток этого непристойно дорогого шотландского виски «Рейвенкрофт»? Первоклассное и стоит каждого пенни… точнее стоило бы… кабы я и впрямь за него платил. Согреет вас настолько, чтобы унять дрожь.

– Нет.