Герцог с татуировкой дракона

Она смерила его выразительным взглядом.

– Невинные обычно кровоточат?

Он опустил глаза на ее лоно, затем глухо выдохнул.

– Вы все еще… невинны? – Он произнес это слово почти шепотом. – После стольких лет?

Грач сжал кулаки так, что ногти врезались в ладонь.

Он был уже у двери, прежде чем Лорелея успела ответить.

Прижав ладонь к двери, он цеплялся за ручку, будто его могли в любой момент оттащить. Странные темные очертания татуировок на плече вздувались и опадали под тонкой белой рубашкой. Возможно, перья? Он повернул защелку. Замер.

– Вы же не настолько слепы, чтобы думать, что Мортимер был невинен.

Лорелея дрожащими руками вытерла слезы.

– Несмотря на все злодеяния, он не был убийцей. Никто не заслуживает такой смерти.

– Он был убийцей. – Грач не смотрел на нее, но костяшки его кулаков побелели. – И он заслуживает семи тысяч смертей.

Ошеломленная, Лорелея чуть не выпустила лиф. Семь тысяч было очень точным числом.

– Что вы сказали? Почему семь тысяч?

– Неважно. – Она вздрогнула, когда он открыл дверь. – Ваше ловкое колено спасло вас от брачной ночи.

Грач все еще не смотрел на нее, и по какой-то неясной причине Лорелея была этому рада.

– Лорелея, немного поспите, но не тешьте себя иллюзиями. Мне не отказывают. Я возьму вас.

– Никогда, – поклялась она, когда он закрыл за собой дверь.

В момент небывалой слабости Грач прижал лоб к разделявшему их барьеру из древесины и стали. На резком выдохе он повторил слово, которое он шептал в конце каждого адского дня на протяжении долгих двадцати лет:

– Непременно.

Глава восьмая

– Проклятый ад, – упершись ногами в форштевень и разорвав рубашку, пробормотал Грач, давая злобным когтям дождя вонзиться в его покрасневшую, горящую жаром кожу.

Больно.

Боль причиняло все. Ледяная вода на его плоти. Мышцы в геркулесовом сокращении напряглись до предела. Схлопотавший удар ловким коленом Лорелеи член. Отвыкшая мышца диким зверем бьющаяся о ребра, в надежде расколоть запершую ее железную тьму.

Не велика беда. Боли он рад. Боль была самой близкой подругой.

Черт. У него было много времени, чтобы обдумать встречу. Место. Истоки. Значение. Фактически, у него было двадцать лет.

Его ад разверзся, когда он в гостинице в Хейбридже пропустил по маленькой с Мортимером Везерстоком, а двенадцать часов спустя продрал глаза на торговом судне в нескольких лье от единственного дорогого ему человека. Ад многолетней работы на такой же палубе, в такой же шторм, когда морская вода жгла открытые раны на спине. Он часто спал в цепях, в трюмах, смердя грязью и отчаянием, голодая, замерзая и мечтая о бесценных месяцах в раю.

О Лорелее. О своем потерянном рае.

Ад был огромным, беспощадным, распростершимся между ними океаном. Долгие годы его проклятием был седой горизонт, пока однажды ночью ему не надоело. Как сказал Милтон в «Потерянном рае»? «Лучше царствовать в аду, чем прислуживать в раю».

Но чтобы царствовать в аду, надо стать самим дьяволом. И он стал. Потому считал, что изучил каждый уголок ада, мнил себя ведающим все его мучения.

Боже, какой он был дурак!

Ибо сегодня вечером он открыл в бездне новую глубину.

Ад. Истинный ад… стоять у двери в свою каюту с ладонями, явственно помнящими тепло ее тела. Ее запахом, засевшим в ноздрях. Стоять и знать, что ее пышное мягкое тело за дверью и его можно взять…

И проходить мимо.

Адом было смотреть на ее любимое, лишь похорошевшее со временем лицо и находить запечатленные на нем скупые тени страданий. Адом был отказ на ее губах. Отказ в ее глазах.

Адом было обращение в дьявола единственно, дабы овладеть единственным своим ангелом.

Боже, какая ирония. Чистая чертова трагедия.

Ибо она оставалась ангелом, даже просто сохраняя чистоту невинности. Все это время.

Он совершил роковую ошибку. Ту, к которой был меньше всего готов. Ему казалось, что пытки, трагедии и охота за сокровищами выбили из него человеческое, и он сможет ею овладеть, оставаясь глухим к ее протестам.

Однако время сыграло с памятью странную и страшную шутку – он недооценил, что по прошествии всех этих лет с ним ее прикосновение. Забыл о власти над ним этой девушки. Девушки, чей голос мог воскрешать мертвых.

Грач приложил ладонь к татуировке на своем сердце, желая, чтобы то успокоилось, а кипящая внутри знакомая ненависть задушила все добрые чувства.

У него, черт возьми, был план. План, который он кропотливо разрабатывал после возвращения в Англию. И опять все испортил Мортимер чертов Везерсток. Заставив Лорелею вступить в брак, он также заставил Грача действовать немедленно.

Как он сказал, Лорелею он оставил в покое в Саутборн-Гроув, поскольку через подосланных шпионов узнал о женитьбе графа на Веронике и понял, что тот позабудет о существовании сестры.

Что и говорить, трагедия для графини Саутборн, но позволяющая ему выиграть время подготовить месть так, чтобы сочетать ее с воссоединением с Лорелеей.

Чтобы воссоединиться с Лорелеей, он хотел восстановить свою память. Свою личность.