Когда пальцы Грача коснулись ее шеи под фатой, Лорелея вздрогнула. Но продолжала ровно и спокойно стоять, как швартовая тумба, пока он гладил ее нежную кожу. Его пальцы зарывались в ее волосы, путаясь в растрепанной прическе, пока он не обхватил ее затылок.
– Что вы делаете?
– Когда вы были молоды, вы всегда носили волосы распущенными.
Он одну за другой вынул шпильки.
– Я… я давно уже не молода, – проговорила она, запинаясь. – Условности диктуют собирать их в высокую прическу. – Боже милостивый, как она могла в такой момент обсуждать свои
– Условностям здесь не место, – перебил он, распуская волосы по ее плечам. – Вы можете ходить так, если хотите.
– Тогда я хочу уйти. Хочу вернуться домой.
Из его груди вырвался резкий выдох. Не смешок, но нечто похожее.
– Позвольте мне перефразировать.
Он наклонялся к ней, пока его губы не коснулись ее обнаженного в широком вырезе платья плеча. Ее пронзила дрожь возбуждения, вырвавшись из какой-то потаенной и забытой глубины с такой силой, что скрутило живот, а по коже побежали мурашки.
– Вы можете поступать так, как хочу
Грач притянул ее ближе, а Лорелея настолько оцепенела, что никак не смогла противиться. Его пухлая нижняя губа увлажнилась, рот приоткрылся…
«Нет».
Лорелея была невыносима даже мысль, что этот пират осквернит то, что она считала самым прекрасным своим воспоминанием. Поцелуй он ее сейчас, это будет совсем не так, как когда-то ее целовал Эш.
А если это будет ужасно?
Или хуже, если ей это
Ибо, помилуй ее Господи, Грач обладал мрачной привлекательностью, дотоле никогда ею невиданной, но уже трогавшей ее за живое.
Прижав подбородок к груди, она обратила свою тиару в оружие. Менее ловкий мужчина получил бы сапфиром Везерстоков прямо в глаз.
Прежде чем она успела понять, что происходит, он развернул ее лицом к кровати. Он очутился сзади, схватил ее одной рукой над грудью, а другой снял тиару и фату и бросил на пол, даже не посмотрев на сверкающие фамильные реликвии.
Лорелея почти ничего не почувствовала, погруженная в разглядывание убранства постели. Вызывающе роскошный просторный шелковый балдахин, яркостью смутивший бы Саломею. Покрывало было достойно султанского гарема – с чувственными вышитыми серебряной нитью по сочному разноцветью ткани узорами. Лучшего свадебного шатра для сегодняшней ночи ей невозможно было себе представить.
Они ненадолго остановились и просто стояли, а буря бушевала, бросая корабль во все стороны. Крепкие ноги пирата не давали им обоим упасть. В беспокойном танце на шатком полу его чресла прижались к ней пониже спины.
Возне с турнюром Лорелея предпочла рюши и оборки шлейфа, и пожалела об этом, поскольку преграда ткани мешала ощутить каждый выступ и сухожилие его отлично вылепленного тела.
Короткие, но тяжелые вдохи, прижимавшие его грудь к ее спине, опровергали его невозмутимость.
– Куда ты нас тащишь? – осмелилась спросить она, лихорадочно пытаясь увести их обоих от грозно маячившей прямо перед ними кровати.
– Куда хочу.
Он держал ее в плену, прижимая к неколебимой глыбе своего тела, а ищущими пальцами свободной руки продолжал гладить ее волосы. Он что-то нашептывал ей, прижимаясь к ее шее, но сердце у Лорелеи колотилось так громко, что она не могла расслышать. Жаркие губы скользили по ее коже. У нее замирало сердце, когда он, словно пытаясь впитать ее в себя, останавливался, чтобы вдохнуть поглубже.
– После всего… – хрипло выдохнул он. – После
Его замечание заставило Лорелею замереть на месте. Не от страха, но чего-то похожего. В его голосе впервые послышалось нечто человеческое, однако это был и ужасный сплав холодной ярости и благоговейного трепета предвкушения. Казалось, он удивлялся, как она сюда попала.
Рой гневных вопросов жалил губы, но Лорелея слишком сильно трусила и молчала. Эш терпеливо ответил бы на каждый. А Грач?
Кто знал, на какую он способен низость?
Она хрипло вскрикнула от страха, когда он, сжав ее бедрами, грубо повалил на кровать, и резкими рывками принялся расшнуровывать корсет платья.
В конце концов именно твердость упирающегося в зад Лорелеи мужского естества заставила ее перейти от паники к действиям. Она поползла от него по покрывалу, отбрыкиваясь искалеченной ногой. Это было позорное бегство, все же, нельзя не признать, возымевшее эффект.
Лорелея билась и сражалась со своими громоздкими юбками, тем не менее, в конце концов, неуклюжим перекатом поднялась на ноги. Теперь она противостояла ужасу открытого моря, а между ними была только кровать. Моргнув, она увидела, что он уставился на нее с яростью собственника, менее всего ожидаемой от того, кто прежде старательно разыгрывал равнодушие.
И все-таки он даже не двинулся за ней.