Герцог с татуировкой дракона

– Я не ваша, – довольно, как ей казалось, смело заявила Лорелея. Ей хотелось сказать больше, вразумить этого варвара, но стеснение в груди не давало ни дышать, ни говорить. Перед глазами все расплылось, его свирепый облик затуманился, а в тусклом серебряном свете шторма и пары мерцающих фонарей засверкали пылинки.

Настоящего страха Лорелея никогда прежде не знала. Всю жизнь она боялась жестокого и несдержанного хулигана. Но постоянный трепет перед Мортимером плохо подготовил ее к этому чистому смертельному ужасу.

Она думала, что знала, что такое беспомощность. Но она ошибалась.

Часть ее этому удивлялась. В нем. Этот мужчина выковал смертоносную силу и абсолютную первобытную свирепость. Когда-то давно она держала его, а он дрожал от боли и страха, как мальчик. Отводила его чернильные волосы с суровых глаз и выманивала невольную улыбку на его жестких губах.

Сейчас никто не поверил бы, что такое возможно. Были ли ее воспоминания ложью? Неужели он никогда не прикасался к ней с нежным почтением? Всегда ли он был таким грубым, жестоким животным?

«Где ты, Эш?»

Здесь его не было. Не в этой комнате рядом с ней. Не в грозном злодее, орудующем мышцами и сухожилиями с потрясающим разрушительным действием.

Грудь Лорелеи горела, сердце бешено колотилось. Наконец ее телу удалось вытолкнуть воздух, пойманный даже неосознанно для нее в ловушку легких.

В этот момент его взгляд упал на ее грудь.

Опустив глаза, Лорелея увидела, что ослабленный лиф платья сполз к талии. Корсаж держал грудь достаточно высоко, и хитрое приспособление венчали стыдные розовые полумесяцы сосков. Щедрая плоть колыхалась в унисон с дрожью в теле. Груди не торчали бы, надень она свою хлопчатобумажную исподнюю рубаху. Но французская газовая сорочка Вероники была настолько эфемерна, что едва заслужила свое название, мерцая, будто легкие крылья колибри, и больше показывая, чем скрывая.

Непристойно взвизгнув, Лорелея рванула лиф вверх, втискивая в него декольте.

Вспышка молнии обратила глаза Грача в серебряные уголья, горящие жестко и жарко, как закаленная сталь.

– Подойдите сюда, Лорелея, – приказал он.

Его голос не так тверд, как раньше? Или ей показалось?

– Я не ваша жена, – прошипела она. – Вы не можете мне просто приказать, как вашему экипажу. То, что я против своей воли оказалась здесь, не значит, что я вам принадлежу.

Он по-змеиному дернул головой.

– Тут вы, Лорелея, ошибаетесь, – проговорил он сквозь зубы, потянувшись к столбу кровати и осторожно его обходя.

– Мне… мне это не понравится, – пригрозила она, делая маленький шажок назад.

Он не заставлял ее врать?

Грач подошел к изножью кровати, и всего один угол отделял ее от судьбы. Он вновь стоял перед ней, темная башня с грацией сатира. Мужчина, двигавшийся настолько ловко, что она не замечала его шагов. Казалось, его тень подкралась к ней прежде него, и теперь он стоял так близко, что их дыхания сливались.

– Обещаю, вы закричите не от боли, а от удовольствия.

Лорелея снова не могла пошевелиться, потому что его слова вызвали дрожь где-то внизу живота. В его темных глазах ее гипнотизировало что-то чужое и знакомое. Он не моргал. Никогда не отводил взгляда, как требовали и человеческие, и звериные законы.

– В вас совсем не осталось доброты? – вырвалось у нее сдавленное рыдание, и слезы потекли по щекам. – Я для вас ничего не значу?

– Ничего? – загадочное выражение исчезло так же быстро, как появилось, сменившись его несносным равнодушием. – Я выжил… – Он замолчал. Моргнул. Потом, казалось, передумал. – Ради вас, Лорелея, я пересекал горизонт.

Он потянулся, погладить ее щеки, скулы, дрожащие губы. Остановившись у реки влаги, он смахнул слезу, растирая ее между большим и указательным пальцами и рассматривая, словно чужеродное вещество.

– Знаете, я следил за вами несколько месяцев.

– Несколько… месяцев? – ахнула она, в ее мозгу закружились мысли, которые она не могла примирить.

– Я пришел за вами, когда вернулся в Англию.

Вернулся в Англию? Куда он уезжал? Где пробыл двадцать лет? Почему он не пришел за ней сразу после того, как ступил на британскую землю?

– Я видел вас в устье, – продолжал он. – Обучающей чертову осиротевшую выдру плавать. И я решил избавить вас от своего присутствия, насколько смогу. Боюсь, это единственная любезность, которую я могу себе позволить. Сколько мог, я вам не навязывался. – Пальцы, которые он тер друг о друга, сжались в кулак. – Но я не мог видеть вас женой другого. И потому… я здесь. И ничего не поделаешь.

– Вы говорите так, будто это не в вашей власти, – удивилась она.

– Точно. И так было всегда. – Это могло прозвучать как извинение, что было и ужасно и смешно. – Я родился и сразу услышал ваш голос, приказывающий мне жить. И с тех пор вы были моей. Вы правы, Лорелея, ничего не поделаешь.

– В таком случае мне, возможно, следовало оставить вас гнить под этим ясенем.

Лорелея хотела на него накинуться. Обидеть его. Как-нибудь прогнать его, пока ей не удастся овладеть этой стремительно выходящей из-под контроля ситуацией.

– Возможно, так было бы лучше для нас обоих.