И его тело. О, его тело. Длинное, гибкое и смертоносное, ударявшееся в нее столь древними, столь мучительно страстными толчками, что они отзывались в самой глубине ее души. Там, где шепотки ее предков вплетались в тонко вытканный гобелен ее собственной композиции. Тот самый, который творился, чтобы танцевать под ним.
Ладонями она гладила его волосы, спускаясь по позвонкам шеи и мускулистой спине. Она нежно ласкала его шрамы, успокаивая его, чтобы он глубже в нее погрузился. Прижался к ней.
Но прижимался он не до конца. Он опирался на одну руку, а другая скользила по ее ночной рубашке, согревая дрожащую кожу под ней.
Он коснулся ее груди. Между ними пролетел приглушенный стон. Его. Ее. Она не знала наверняка. Стон был грудной, грубый. И сопровождался бурной реакцией с его стороны.
Прервав поцелуй, Грач откинулся назад, обеими руками схватил кружевной воротник ее ночной рубашки и одним плавным мощным рывком разорвал пополам.
Стыдливость заставила Лорелею дернуться, дабы прикрыться, но руки запутались в рукавах, которые он прижимал к ее телу, не давая ей пошевелиться.
Он молча смотрел на нее сверху вниз, как паломник на реликвию. Дикие глаза его горели.
Теперь Лорелея опасалась, что он мнил ее не той, кем она являлась. Не тощей калекой за тридцать. А женщиной. Искусительницей. Той, которая его соблазняла и возбуждала.
Всегда ли он будет видеть ее такой?
Грач не говорил ей ни комплиментов, ни банальностей. Он не назвал ее красивой. Это не требовалось. Лорелея видела его восхищение в страсти, обострившей его жестокие черты. В страхе, светящемся в его взгляде. В неровном дыхании и тепле его плоти.
Сегодня слова им отказали. Так много надо было сказать, но возможностей языка так мало, чтобы передать все, что между ними потеряно и обретено.
Это должно было произойти. Это слияние половинок. Это встреча фатальности их прошлого и неопределенности их будущего.
Он не возьмет ее. Не сейчас. Он обещал.
Сейчас отдастся она.
Поднявшись, Лорелея вслепую искала его рот, не в силах дотянуться до него, поскольку руки у нее все еще оставались в ловушке.
Он тотчас ответил, опускаясь на нее, целуя губы, а его руки исследовали ее тело там, куда не доставал взгляд. Он придавил ее своим горячим и жестким телом к прогибающемуся под ней матрасу.
Если прежде ее удивляло собственное спокойствие, теперь она боролась с другим чувством. Желанием двигаться. Извиваться пред ним, пока он тратил время, прижимая руки к ее телу. Он, черт возьми, утверждал, что хотел этого двадцать лет, так зачем он настойчиво прикасался к ней в тех местах, которые вообще не имели значения?
Он нежно целовал ее щеку, ухо, шею, его руки следовали за изгибом ее талии до бедер, следующих за гладкой равниной живота. Ведь ни одно из этих мест даже отдаленно не были чувственными? Просто безобидные части ее тела – он же, казалось, был рад обрести их. Поглаживать их. Исследовать их так, будто никогда раньше не прикасался к женщине.
После столь долгих лет разлуки Лорелея нетерпеливо вскрикнула, сгибая дрожащие колени и извиваясь нетерпеливыми бедрами.
Господи, в какую дикарку она вдруг превратилась… Но ничего не могла с этим поделать.
Двадцать лет ждала не только она, но и находившийся с ней в комнате Эш, и она была рада и готова наверстать упущенное.
Из его горла вырвался благодарный стон, и он дал ей то, что она хотела. Горячим ртом он взял ее холодный сосок, а рука скользнула к мягкому гнездышку у нее между ног.
Она не знала, на каком невероятном ощущении сосредоточиться. На танце его языка или поглаживаниях его руки. Его пальцы были прохладны на ее горячей интимной плоти.
Они оба задохнулись, когда она оросила влагой его ищущую руку. На миг она всему этому уступила. И сладости, и стыду.
На мгновение ее отвлек жар его дыхания у нее на груди, пока его умелые осторожные пальцы не принялись погружаться и баловаться испущенным ее телом скользким желанием, сводя его в крошечное местечко, опухшее и вожделевшее его.
Она решилась поднять глаза, оценивая выражение его лица. И увидела на нем лишь похоть. Взгляд у него был отчаянный.
Но его руки, его невыносимо бестрепетные руки не соответствовали тому, что она читала на его лице. Они совершали хитрые и круговые движения вокруг того места, где ее ощущения достигли кульминации, неторопливые, даже когда она под ним корчилась, вцепляясь в него. Задыхаясь в безмолвной мольбе о том, чего не понимала. Не могла выразить.
Она просто знала. Знала, что он берет ее тело в трудное мучительное путешествие с уничтожающим концом.
Казалось, он получал удовольствие от ее возбуждения. Смаковал его. Потому, больше не в силах вытерпеть, Лорелея вновь откинула голову на матрас и зажмурилась. Сдаваясь на миг.
Ему.
В нее вошел палец, и она дернулась, однако Грач успокаивал ее нежным, изучающим поцелуем. Его ласки стали греховны, а затем мучительны. Ускоряясь в темпе и ритме, пока она не забилась в судорожных, напряженных толчках. Ей казалось, что вертясь на его пальцах, она скакала на лошади, ее бедра двигались в такт с животным, гоня его вперед.