– Ну а теперь за работу! – Бирон вынул большую бутылку из кармана шубы и маленький «распылятор». – А где тот часовой, который стоит у заставы? Позовите, господа, и его. Пусть и он избежит опасности заразы.
Один из офицеров вскоре привел часового.
– Я буду опрыскивать каждого по отдельности, – сообщил Бирон. – Не беспокойтесь: эта жидкость не ядовита; она не испортит ваших мундиров.
«Доктор» Бирон стал поочередно переходить от одного офицера к другому, обильно опрыскивая их таинственной жидкостью. Незаметно он выплескивал большое количество ее на полы мундиров офицеров.
Лицо часового, дожидавшегося своей очереди, выражало страх. Он был убежден в глубине души, что эта самая жидкость и есть та страшная зараза, от которой может приключиться смерть.
– Ну и тебя теперь опрыснем! – улыбнулся «доктор» и стал обливать часового огромной струей.
Какой-то особенно противный, удушливо-сладкий запах распространился по комнате.
– Я думал, что пахнуть будет хуже! – воскликнул один офицер.
– Действительно, карболка благоухает куда ядовитее!
– А это что же за средство, доктор? – вмешался третий офицер.
– Новое средство, господа, – усмехнулся Бирон. – А теперь посидите спокойно… так полагается! – предложил Бирон, а сам незаметно всунул в обе свои ноздри куски ваты…
– Ах! – послышался испуганный голос одного из офицеров. – Что это со мной? Мне дурно!.. Голова кружится.
Он хотел вскочить, но не мог – точно какая-то непреодолимая сила властно парализовала его ноги. Он хотел крикнуть – но не мог: голоса не было.
– Что… что с тоб… с тобой?… – попытался подняться другой, чтобы прийти на помощь товарищу, но, едва приподнявшись, он также бессильно опустился на стул, причем его глаза сомкнулись, а по всему телу пробежали судороги.
Часовой, как стоял, так и свалился на пол.
Путь был свободен. Бирон помчался к своей Анне Ивановне.
IX
Жизнь и смерть
После чудесного появления несчастной баронессы Клюгенау в замке старых Кетлеров герцогиня Курляндская совсем преобразилась. Изнывавшая дотоле от скуки, так как с ней не было Бирона и «иного какого развлечения», Анна Иоанновна вдруг нашла живой предмет, на который могла изливать избыток «нежности» своей души, отравленной желчью, или – как она любила выражаться – «печеночной горечью». Она окружила Клюгенау самым внимательным уходом, в котором та уже, собственно говоря, и мало нуждалась, так как находилась в последнем градусе скоротечной горловой чахотки.
Неизвестно, что заставило ожесточившуюся Анну Иоанновну столь милосердно отнестись к своей сопернице, но она поместила ее рядом со своей спальней и находилась при ней безотлучно.
Доктор ее светлости два раза навещал страдалицу. Он первый и признал в таинственной гостье замка блестящую баронессу Эльзу фон Клюгенау.
– Как?! – отскочил он от ее кровати. – Это – вы, баронесса?
– Да, я… Но ради бога тише, доктор!.. Здесь никто не должен знать, что эта умирающая женщина – изгнанная и сосланная гофмейстерина.
Слезы выступили на глазах доктора.
– О, бедная, бедная баронесса! Что они сделали с вами!.. – невольно вырвалось у добряка. – Какое варварство!..
Клюгенау попыталась было ответить что-то, но не могла: припадок страшного кашля потряс ее грудь, плечи.
– Я скоро умру, доктор? – спросила она, отдышавшись.
Доктор отвернулся и пробормотал:
– Бросьте думать об этом, баронесса! Я вылечу вас, поставлю на ноги…
Печальная улыбка тронула бескровные губы умиравшей.
– Не надо утешений, мой добрый доктор! – сказала она. – После того, что я перенесла, смерть для меня – улыбка счастья.
В эту минуту в комнату вошла Анна Иоанновна.
– Ну что, доктор? Как поживает наша больная? – громко спросила она.
Она только что отобедала и потому была весьма изрядно возбуждена. Привыкшая и всегда пить довольно неумеренно, Анна Иоанновна на этот раз постаралась особенно. От нее несло запахом вина и ее излюбленными духами (мускусом). Своей огромной, пышной фигурой она заполнила пространство небольшой комнаты.
– Эта почтенная дама очень серьезно больна, ваша светлость, – угрюмо ответил доктор.
– Это не прилипчиво? – опасливо спросила будущая императрица.
– Нет, не беспокойтесь: вашему драгоценному здоровью не угрожает ни малейшая опасность.
Умирающая баронесса опять закашлялась. Анна Иоанновна склонилась над ней и охватила ее исхудавшую шею своими пухлыми руками. И вдруг огромная струя алой крови вырвалась из широко раскрытого рта Клюгенау и залила весь корсаж герцогини.
– Ай! – закричала та в испуге, отшатываясь от баронессы, и ее лицо вмиг побледнело, а глаза широко раскрылись. И тотчас же она, смятенная, понурая вышла из комнаты умиравшей.
– Кровь! Опять кровь! – вырвалось у нее.
Вечером Анну Иоанновну стало неудержимо клонить ко сну. Однако только что она прилегла и стала забываться тревожным сном (ее в последнее время мучила бессонница), как вдруг дверь ее спальни порывисто распахнулась.
Анна Иоанновна вскочила в испуге и крикнула:
– Кто это? Кто здесь?
– Верноподданный вашего императорского величества! – прозвучал голос.
Герцогиня схватилась за сердце и вся затрепетала: